Юрий Киселев - Ступень 4. Наследники демиурга [СИ]

— И что? — тут же вскинулась Линнея. — У меня тоже семья! Этот факт не помешал вашим людям попытаться меня убить!

— Но вы живы, а они — нет.

— Поверьте, уважаемый, в том, что я жива — вовсе не их заслуга! — с сарказмом ответила Линнея.

— Вы можете забрать то, что требуете — раз вы справились с охраной, то воспрепятствовать вам я не смогу. Но я буду вынужден сообщить об убитых вами охранниках их знакомым и близким, а также доложить о нападении на караван эмиру.

— Да ради создателя, сообщайте! Если они не пожелают отомстить — останутся живы. Только эмиру своему советую сообщить правду — не на ваш караван напали, а совсем наоборот — ваши люди напали на мирных путников.

Тем временем караванщик заметил вышедших из леса Керта с Селеной, ведущих своих лошадей в поводу и тоже направлявшихся в сторону его каравана, и переспросил:

— Мужчина с женщиной, ведущие в поводу лошадей, с вами?

— Да, мы путешествуем втроём, — рассеянно ответила Линнея, уже подошедшая к каравану и начавшая выбирать для себя лошадей.

Караванщик, заметив, что незнакомка не проявляет агрессии, а её спутники, не дойдя до каравана шагов двадцать, остановились, отошёл к своим людям, тихо рассказав им неутешительные новости. Весть о гибели трёх десятков охранников мигом облетела весь караван, заставив людей неодобрительно смотреть на явившихся из леса чужаков и тихо между собой переговариваться. В повозках послышался ропот — некоторые особо горячие головы требовали наказать виновников смерти их друзей и знакомых, мотивируя своё требование тем, что путников всего трое. Тем временем Линнея, не обращая внимания на косые взгляды и ропот окружающих, выбрала для себя двух лошадей, нагрузив одну из них припасами в дорогу, и уже собралась уходить, как вдруг от одной из повозок в её сторону, схватив нож, с криками метнулась какая-то женщина. По-видимому, среди погибших оказался близкий ей человек — возможно, муж или брат, но выяснять это Линнея не стала — подпустив женщину на расстояние удара, она молниеносно выхватила из-за спины меч и, сделав плавный отшаг в сторону, одним быстрым движением опустила остро заточенную сталь на тонкую женскую шею. Голова женщины отлетела в сторону, покатившись по высокой траве, а само лишённое головы тело, сделав по инерции ещё пару шагов, упало на землю и забилось в конвульсиях. В повозках истошно заголосили…

Стряхнув с лезвия кровь и протерев меч пучком срезанной тут же травы, Линнея аккуратно вложила оружие обратно в ножны и, повернувшись лицом к каравану, небрежно спросила:

— Быть может, ещё кто-то хочет меня убить? Так подходите, не стесняйтесь!

— Я хочу! — грубо ответил высокий, кряжистый мужчина, одетый в хорошую, дорогую броню поверх такой же дорогой одежды и вооружённый большим полуторным мечом, — ты так легко лишаешь жизни беззащитных женщин, у которых только что убила их мужей, так сразись с настоящим мужчиной!

И с этими словами воин, подняв меч, начал осторожно приближаться к Линнее. Девушка, не доставая меча, ответила, усмехнувшись:

— Её муж стрелял в меня, когда у меня не было оружия — ему это почему-то не помешало! Почему же мне нельзя ответить тем же? Да и нож в руках разве теперь не считается оружием?

— Твои слова лживы, как и ты сама, тварь! И я благодарен тому человеку, что так разукрасил твою поганую рожу! Бери меч и сражайся, не то я зарублю тебя, как свинью! — воин, раскрутив свой меч, ускорился, намереваясь за пару прыжков сократить дистанцию и одним ударом покончить с незнакомкой. Но это ему не удалось — последнее, что мужчина увидел в своей жизни — это ухмылку на обезображенном жутким шрамом женском лице, и поляну огласил полный боли и ужаса вой. Никто не заметил, что сделала продолжавшая неподвижно стоять девушка, но мужчину с ног до головы охватило жаркое пламя, и, не добежав до своей несостоявшейся жертвы буквально пару шагов, он свалился на землю и затих, пожираемый яростно ревущим огнём. Над караваном нависла тишина, прерываемая лишь треском взметнувшегося в небеса пламени. По поляне поплыл запах палёной шерсти и сгоревшего мяса…

— Кто-нибудь ещё имеет желание меня убить? — громко обратилась к замершим людям Линнея. — Что, больше никого? Разумно, очень разумно с вашей стороны…

И, не говоря больше ни слова, девушка взяла под уздцы осёдланную лошадь и, обойдя караван, повела её по тропинке прочь со стоянки, к видневшемуся впереди тракту. Привязанная за седло заводная лошадь потрусила следом. Следом за ней поляну покинули и её путники, и только когда трое незнакомцев скрылись за деревьями, над караваном разнеслись горестные стенания…

Выехав на тракт, путники продолжили движение на запад — до захода солнца оставался как минимум час, и этот час можно было потратить с пользой. Керт двигался по середине дороги, Селена пристроилась справа, а Линнея с заводной лошадью — слева. Почти полчаса они ехали молча — говорить никто не хотел. Первым полог молчания разрушил Керт, обратившись к Линнее:

— Ты стала слишком жестокой, Линнея.

— И в чём ты нашёл жестокость? Я что, должна была спустить своим несостоявшимся убийцам с рук их поступок? Или вообще позволить себя убить?

— Но ведь ты осталась жива, и к этим людям могла проявить милосердие. Убийство должно быть не прихотью, а необходимостью — лишать человека жизни можно лишь тогда, когда не останется другого выхода. В человеческом сердце всегда должно оставаться место для сострадания.

— Вот смотрю я на тебя, Керт, и думаю, — как-то обиженно и зло ответила девушка, — хороший ты парень — сильный, красивый, умный, не зря к тебе Силька клеится… Только всю картину портит твоё непонятно откуда взявшееся человеколюбие. Только что, буквально десять минут назад, я едва избегла участи быть нашпигованной десятками стрел. Не просветишь ли меня, что было бы с обычным человеком, окажись он на моём месте и слови своей грудью все предназначавшиеся мне стальные подарки?

— Ты лучше меня знаешь ответ на этот вопрос, Линнея.

— То есть ты согласишься со мной в том, что обычный человек, будучи на моём месте, давно уже был бы мёртв?

— Обычный человек — да…

— И, следовательно, те люди, что стреляли в меня, ставили своей целью меня убить, и лишь мои ловкость и сила не позволили им меня прикончить. Ты станешь оспаривать эту простую истину, или согласишься, что имела место попытка моего убийства, неудачная лишь по причине моих защитных действий, а намерения убийц были абсолютно прозрачны и не допускали двоякого толкования?

— Но ведь тебя не убили…

— В этом нет их заслуги! Жива я или нет, все они — убийцы! Важен не результат, важно намерение.

— Ты могла бы проявить великодушие! Простить своего врага — это благородство. Простив, ты покажешь свою силу…