Рафаэль Лафферти - Лучшее [Сборник фантастических рассказов]

— Знаю, но будет ли он тем же?

— Постараешься — будет. Он будет таким, каким ты его сделаешь.

И Икар Райли сотворил мир. Но он не слишком старался, и мир получился не совсем таким, как раньше, хоть и похожим.

— Хочу посмотреть, есть ли в этом мире то, что мне нужно, — заявила Велкин. — Придвинь-ка его поближе.

— Вряд ли это там есть, — сказал Джозеф. — Вспомни, сколько миллионов лет прошло.

— Оно будет там, если я помещу его туда, — возразил Икар.

— К тому же ты не сможешь пододвинуть мир ближе. Расстояния теперь бесконечны, — добавил Карл.

— Зато могу подстроить фокусное расстояние, — опять возразил Икар и так и сделал. Мир неизмеримо приблизился.

— Мир помнит нас, как щенок — хозяина, — сказала Велкин. — Смотрите, он прыгает на нас.

— Скорее, как лев, который хочет добраться до охотника, забравшегося на дерево подальше от когтей, — проворчал Икар, предчувствуя недоброе. — Но мы-то не на дереве.

— До нас ему не дотянуться, как ни старайся, — Велкин вошла в пике. — Пора спускаться.

(«И наклонили они небеса и сошли».)

Очень странная вещь приключилась с Рональдом Колибри, когда он коснулся земли. Казалось, у него начался припадок. Его лицо обмякло, на нем отразились боль и ужас. На призывы он не отвечал.

— Рональд, что случилось? Не молчи! — отчаянно молила Велкин. — Ой, что это с ним? Кто-нибудь, помогите!

Тут с пилотом стало происходить совсем уж невероятное. Он начал складываться и разрушаться, снизу вверх. Кости медленно лопались и протыкали кожу изнутри, внутренности вылетали наружу. Рональд сплющивался. Дробился. Расплескивался. Разве возможно, чтобы человек расплескивался?

Затем приступ настиг Карла: та же вялость и ужас на лице, то же складывание и разрушение снизу вверх — такая же отвратительная последовательность.

Следующим в состояние разрушения вошел ничего не понимающий Джозеф.

— Икар, что с ними происходит?! — кричала Велкин. — И что это за звук — долгий громкий «бу-у-ум»?

— Они мертвы. Как это возможно? — оторопело бормотал дрожащий Икар. — Ведь смерть — во времени, а мы вне его.

Но и он испытал на себе неумолимую поступь времени, когда соприкоснулся с землей, разрушаясь и растекаясь еще отвратительнее, чем остальные.

И Велкин тоже коснулась земли, врезалась в нее… и что потом?

Она услышала звук — долгий громкий «бу-у-ум».

(Прошло еще миллион лет, а может быть, несколько недель.)

Трясущаяся старуха на костылях ковыляла вниз по темным проходам в глубине «Скал». Слишком старая, чтобы быть Велкин Алауда, но не слишком старая для Велкин, прожившей миллионы лет вне времени.

Нет, она не погибла. Она же была легче остальных. К тому же, она дважды проделывала это и не получила ни единой царапины. Но это было еще до того, как она познала страх.

Естественно, ей сказали, что ходить она больше не сможет. И вот неестественно она ковыляет на костылях, сопровождаемая запахом плесени, эхом и сыростью, в абсолютной темноте, туда, где маленькие создания неправильной формы источают неверный свет. Она хочет лишь одного, без чего не может жить.

— Неба для старой разбитой карги! Неба пакетик, спаси, помоги! — проскрипела Велкин старушечьим голосом. Но ответом было лишь эхо.

Разве должен продавец Неба жить вечно?

Этот рассказ вышел в марте 1969 года в «Журнале Ужасов», безусловно, мало подходящем для публикации произведений Р. А. Лафферти (журнал издавал Роберт А. В. Лоундес, который напечатал когда-то несколько ранних рассказов Лафферти и безусловно знал о нем предостаточно). Второй раз рассказ вышел в 1972 году в сборнике «Странные дела» и с тех пор почти не переиздавался. Но его точно не отнесешь к жанру хоррора, хотя, возможно, здесь сыграл роль эпизод из той области, которую Фрейд называл «ужасом инцеста».

Так что же это, собственно, за рассказ?

История, рассказанная в баре — по крайней мере, отчасти. В нее вплетается другая история, поведанная десятилетиями раньше тому же человеку, но другим рассказчиком, парнем из Малайзии по имени Галли, с которым повествователь (автор) познакомился в Индонезии. И вот теперь на малайского гостя снизошло вдохновение: Галли получил доступ к американским комиксам. Его история, которая начинается с «восходящих звуков флейты» и заканчивается «угасающими звуками флейты», создает гармоничное ощущение целостности, в то время как другая история (о трех солдатах, пропавших на индонезийском острове в 1945 году) постоянно «вклинивается и перебивает», мешая рассказчику. В конце концов, тем не менее, обе истории сливаются в единую сагу, которую повествователь (несмотря на его собственные протесты) превращает в третью историю, ту, которую мы, собственно, и читаем.

Атрибуты истории хорошо знакомы поклонникам Лафферти: кровожадный, но колоритный пират; упрямая молодая женщина, не желающая вступать в сексуальные отношения; бесхитростный простой сюжет, который становится сложным благодаря очень хитрым приемам. Постоянного читателя Лафферти не удивляют ни идеализированные изображения пиратов, ни то, что Эндрю Фергюсон назвал «расчлененкой и жуткими описаниями смертей». Что поражает, так это внезапное появление табуированной темы инцеста, о чем Лафферти никогда не писал. Брутальный, но романтичный Вилли Джонс в конце концов покоряет Маргарет, дочь человека, которого убил, и вкушает сладость ее любви. Но он не соглашается с ее требованием оставить пиратские игры, и она придумывает изощренную месть — навсегда лишает его возможности спать с ней, ведь в этом случае он рискует совершить инцест. Поскольку и сама Маргарет, и ее взрослая дочь (точная копия матери) одновременно и живы, и мертвы, гротескная семейная мелодрама приобретает совсем уж фрейдовский характер и приводит к тому, что отец, мать и дочь, объединившись во зле, начинают заманивать на остров мужчин и убивать их, привлеченных красотой одинаковых прелестниц.

Этот клубок ярости и неутоленной похоти, тайного желание инцеста и жажды убийства неожиданно разматывается в еще одной истории из бара, которую рассказывает американский солдат — единственный уцелевший на острове Вилли Джонса и сбежавший оттуда в 1945 году. Теперь, спустя двадцать лет, на пути к дому он мечтает лишь об одном: вернуться обратно. Малайская народная сказка, модернизированная комиксом о Чудо-Женщине, в сочетании с многочисленными элементами мифов об инцесте — такими, например, как неразличимые мать и дочь, или загадочные существа, мертвые, но все еще живые, — воскрешает в памяти собирательный образ Belle Dame Sans Merci, безжалостной красавицы, которая опустошает души мужчин холодностью и вечными отказами. Довольно необычный рассказ, даже для Лафферти. Даже не упоминая его големов (которые на самом деле не големы, а нечто другое) или странных пограничных явлений вроде «срединного состояния» между жизнью и смертью (в нем пребывают мать и дочь) и «подспудного срединного мира», в котором солдат готов заблудиться навсегда.