Джек Вэнс - Златокожая девушка и другие рассказы

При виде дебелой обрюзгшей уборщицы, гоняющейся за брезгливым Чолвеллом с ведром помоев, Джина не удержалась и радостно расхохоталась. И в то же время на ее глаза навернулись жгучие слезы. Ее отец и ее мать! Несмотря на яростные возражения Молли, у Чолвелла была похожая на нее дочь – Марта, Санни, Джейда – как бы ее ни звали…

Даже на взглянув на Джину, Молли торжествующе удалилась в салун. Чолвелл приблизился, раздраженно вытирая лоб: «Стоит мне только предъявить ей обвинения, ее надолго упрячут…»

«Вы – мой отец, господин Чолвелл?» – прервала его Джина.

Чолвелл бросил на нее пронзительный, проницательный взгляд: «Почему вы об этом спрашиваете, мадемуазель Парльé? Любопытный вопрос!»

«Молли – моя мать. По ее словам, она забеременела, когда вокруг не было ни одного мужчины, кроме вас».

Чолвелл решительно покачал головой: «Нет, мадемуазель Парльé. Не говоря уже о нравственных принципах, могу заверить вас в том, что я все еще человек разборчивый, руководствующийся тонким вкусом».

Джине пришлось признать, что страстное совокупление Чолвелла и Молли трудно было себе представить: «В таком случае кто мой отец?»

Чолвелл поднял брови – так, как если бы его принуждали выполнить неприятную обязанность: «Возникает впечатление, что… Прошу меня извинить, но я выскажусь откровенно. Несмотря на ваш юный возраст, судя по всему, вас не слишком смущает изнанка жизни. Возникает впечатление, что отношения вашей матери с мужчинами не позволяют дать определенный ответ на ваш вопрос».

«Но ее содержали в Реабилитационном Пансионате. И она говорит, что никогда там не видела ни одного мужчины, кроме вас».

Чолвелл с сомнением покачал головой: «Возможно, вы хотели бы посетить бывший пансионат? Он рядом с моим…»

Джина резко прервала его: «Поймите раз и навсегда! Меня не интересует ваш чертов курятник! Я хочу вернуться в Ангельск».

Чолвелл опустил голову, признавая поражение: «Значит, мы вернемся в Ангельск. Прошу прощения за то, что позволил себе некоторую самонадеянность».

«Где ваш глиссер?» – сухо спросила Джина.

«Здесь, за грибной оградой», – он провел ее вокруг белой изгороди, обросшей медвежьими грибами.

У него был представительный аэроглиссер устаревшей модели. Он закрасил надпись на машине – «Кодиронский Реабилитационный Пансионат» – но контуры букв еще можно было различить.

Чолвелл отодвинул дверь кабины. Джина колебалась, задумчиво глядя назад, на здание ночлежки.

«Вы что-то забыли?» – вежливо спросил Чолвелл.

«Нет… скорее всего, ничего».

Чолвелл терпеливо ждал. Джина возмущенно выпалила: «Вот что я вам скажу, господин Чолвелл! Я неопытна и много не понимаю, но…»

«Да?»

«Учитывайте, что меня очень легко разозлить. Так что поехали. В Ангельск».

«В Ангельск», – многозначительно повторил Чолвелл.

Джина запрыгнула в кабину. Чолвелл закрыл дверь и стал обходить машину, чтобы сесть с другой стороны; при этом – так, словно внезапно о чем-то вспомнил – он отодвинул панель доступа к двигателю.

Джина тревожно наблюдала за его действиями. По-видимому, Чолвелл что-то регулировал.

В кабине было душно, пахло лаком и затхлым озоном. Послышался шелест – включилась система вентиляции; по всей видимости, Чолвелл занимался именно этим. Воздух стал прохладным и свежим. Очень свежим. С ароматом сосновой хвои и сена. Джина глубоко вздохнула. У нее стало покалывать в носу и в легких… Она нахмурилась. Странно! Она уже решила было… Но Чолвелл закончил свои махинации и подошел к глиссеру с другой стороны. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Джина заметила его лицо только краем глаза. Нельзя было с уверенностью определить его выражение. Ей показалось, что Чолвелл кивнул и улыбнулся.

Он не стал сразу залезать в машину, но стоял, глядя на вулканические обелиски, торчавшие с другой стороны долины на фоне тусклого неба, как три черных пня.

Запах сосновой хвои и свежескошенного сена проникал в голову, пронизывал все тело… Джина была слегка возмущена этим обстоятельством. Чолвелл наконец широко открыл дверь глиссера. Вдоль долины Плаганка дул сильный ветер; он проветрил кабину и принес знакомое дыхание пыльных, нагревшихся под солнцем скал.

Чолвелл осторожно принюхался, после чего занял, наконец, свое сиденье и закрыл дверь. Аэроглиссер задрожал; здание ночлежки превратилось в миниатюрную выщербленную модель. Они летели на север. Ангельск был на юге.

Джина попыталась протестовать, но смогла только несколько раз глубоко вздохнуть. Чолвелл благодушно улыбнулся: «В свое время нам приходилось иногда перевозить упрямых и буйных пациенток, что причиняло множество беспокойств, в связи с чем мы установили баллон с успокаивающим газом и подсоединили его к вентиляционным воздухопроводам».

Джина тяжело, судорожно дышала.

Чолвелл покровительственно произнес: «Часа через два все пройдет, вот увидишь». Он начал напевать какую-то песенку – старомодную сентиментальную балладу.

Они пролетели над хребтом, повернули, покачиваясь под порывами ветра, и стали спускаться в долину. Напротив возвышался огромный черный эскарп. Ярко-голубой солнечный свет озарял сбоку поверхности обрыва, отражаясь от вертикальных уступов, блестевших, как серебристая фольга.

Глиссер сотрясался и вибрировал, устремившись вдоль нависших над ним гигантских черных утесов. Вскоре впереди показалось скопление розовых строений, приютившихся под скалой.

«Видишь, мы уже почти прилетели! – заботливо сообщил Чолвелл. – Тебе придется провести здесь некоторое время – пусть это тебя не тревожит. В таком положении вещей есть свои преимущества». Он снова стал что-то напевать, после чего сказал: «Причем твои деньги послужат благородной цели». Чолвелл покосился на Джину: «Ты сомневаешься? Тебе не нравится такая перспектива? Но – уверяю тебя – не все так плохо, как может показаться, потому что ты станешь одной из моих… маленьких курочек». Эта мысль очевидно позабавила его: «Да-да, одной из моих маленьких птичек… Но мне лучше придержать язык за зубами – зачем тебя беспокоить лишний раз?»

Глиссер спускался к россыпи розовых зданий. «Здесь когда-то было поселение ходочков, – с почтением пояснил Чолвелл, – невообразимой древности, уходящей во тьму веков… Причем они выбрали идеальное место, оно хорошо прогревается солнцем. Как видишь, я сказал тебе правду. Должен признаться, однако, что в последнее время мое предприятие находится в достойном сожаления запустении, за птичками присматриваем только я и несколько помощниц… Но теперь, когда у нас будет достаточный капитал, возможно, удастся внести некоторые улучшения». Чолвелл обвел взглядом группу сооружений, его ноздри расширились: «Чудовищно! Худший стиль последнего столетия, возрождение рококо! Розовая штукатурка поверх старого надежного пенокамня… Но деньги делают чудеса там, где мечты и надежды бесполезны, – он прищелкнул языком. – Может быть, мы переедем на одну из тропических планет. На Кодироне – унылый, суровый климат. Кроме того, в моем возрасте черный лед опасен – можно поскользнуться и переломать кости, – он рассмеялся. – Что-то я разболтался… Если тебе наскучит меня слушать, так и скажи… Ну вот, мы и дома».