Яна Завацкая - Перезагрузка

Вот доказательств связи Кавказа с дружками суд не нашел. Может, и была эта связь. Может, и нет. Все эти подонки и без того наработали себе на вышку.

– Тебе их жалко? – спросила я. Ворон качнул головой.

– Нет, конечно.

Он подошел к столу, сел. Иволга оторвалась от ноутбука, положила руку ему на предплечье. У меня что-то кольнуло внутри… они все время вместе. Конечно, Иволга прилично старше его, но она хорошо выглядит, по ней ничего такого и не скажешь. Почему ни мне, ни кому другому не пришло в голову, что может, их связывают какие-то особые отношения?

И почему мне даже сейчас это кажется все-таки неправдоподобным?

И почему так жаль, что я теперь окончательная уродка – без глаза и в платке?

Иволга убрала руку.

– Мне не жалко, – продолжил Ворон, – не в этом дело, Маус. Просто страшновато мне стало в таких случаях. Раньше я не так дергался. А сейчас… Когда понял, что о тебе вот так в любой момент могут начать рассказывать – мол, палач и садист. Я ведь когда Пулю убивал… думаешь, это легко было? Нет. Она красивая девчонка была, веселая. Давно уже у нас. Я знал, что она виновата. Мы все это знали. Никто её не бил, не пытал, она сама понимала, что виновата. А потом Кавказ мне вот так… что, мол, ни за что девчонку убили. Ты знаешь, если честно, лучше бы они мне тогда все ребра переломали, чем вот такое… Поэтому я и дергаюсь теперь. Не знаю – правильно мы поступаем, неправильно. Может, надо было их отпустить.

– Ага, а они бы к дружкам перешли. Нет, Ворон, всё верно!

– Да я и сам понимаю, – он наклонил голову, – что всё верно. Я понимаю. Но видишь как… получается, надо думать о будущем. Мы сейчас будем рационально действовать, без жалости – а потом нас за это закидают грязью, и вообще скажут, что, мол, это за защитники народа, сами же хуже дружков.

– Эх, Алеша, ты ещё молод, – вздохнула Иволга. Её глаза потемнели и сощурились. Она смотрела в пространство – не то прошлое видя перед глазами, не то будущее. – Ты не знаешь, как оно бывает. Даже если мы сейчас будем вести себя как ангелы, с жалостью и гуманизмом, все равно потом найдутся враги, которые скажут, что мы были палачи и подонки. И доказательства найдут – не найдут, так придумают. Вся история это доказывает. И ведь не отмоешься – доказывай что угодно, все равно осадок останется. Так что давайте уж вести себя так, как от нас этого требует окружающий мир, и в согласии со своей совестью. Со своей личной совестью и пониманием. И надеяться на то, что в будущем нас ждут не враги, а наши благодарные потомки. Впрочем, нам уже это будет все равно…

– Так совесть-то покоя и не дает, – ответил Ворон, – думаешь, я из-за потомков переживаю? Да плевать мне. Что обо мне, о нас подумают? Да пусть думают, что хотят, лишь бы жили и были счастливы! Но вдруг неправильно всё это? Маус, ты как считаешь?

Я набрала воздуха.

– Ворон, ты… ты самый лучший. Самый благородный человек из всех, кто сейчас живет. Самый добрый. Да, самый добрый. И самый… понимаешь, тебе действительно плевать на себя, ты ничего не боишься – ни смерти, ни того, что тебе на могилу наплюют. Ты делаешь то, что нужно. Делай то, что нужно, Ворон. Мы не можем сейчас в такой обстановке начать всех прощать и гладить по головке. Не можем дружков не убивать. Или нам надо в эту, как её, церковь блаженства… Вот они хорошие, да. А скажут о нас… Иволга правильно говорит, всё равно гадости будут говорить, никуда не денешься. Да только то, что говорят – и своя совесть – это разные вещи.

Ворон ласково посмотрел на меня.

– Почему-то мне важно, что ты думаешь, – сказал он, – не знаю почему, но очень важно.

– Я же обыкновенная девчонка.

– Да. Но ты давно у нас… и ты хорошая, Маус. Ты тоже хорошая.

– Лучше о другом подумайте, хорошие люди, – негромко вмешалась Иволга, – что делать-то теперь будем? Сейчас на нас ведь не дружки напали, таких крупных банд, которые бы на это решились, больше нет. На нас напали совсем другие люди… даже удивительно, что они вообще нас в труху не разбомбили. И Горбатого видели на батарее. То есть Горбатый действительно подался в Новоград и работает в охране. А это значит, что против нас теперь – частная армия Новограда. Это сейчас была разведка боем. В следующий раз нас сомнут. У них есть вертолёты, и арты у них гораздо больше. Сомнут, можно даже не сомневаться.

– Мы же внедряем сейчас нескольких людей в охрану, – заметил Ворон.

– Да, разведка – это важно, но уверяю тебя, они скоро сообщат о подготовке наступления, это я сразу могу сказать. Особенно если станет заметной связка завод – ГСО. А она станет заметной, Ворон. У нас мало того, что сорок три человека с завода в ГСО ходят, ещё и рабочую гвардию теперь организовали…

– А это что? – удивилась я. Я еще о таком не слышала. Иволга махнула рукой.

– Ну это наши ребята, которые в военке немножко понимают, прямо на заводе группу ГСО организовали. Занимаются в другом месте, конечно. Оружие на дому хранят. Ты ещё не слышала, мы это особо не афишируем. То есть они… Я там ни при чем, это всё они сами.

– Так уж и ни при чем, ага! – не выдержал Ворон. Он хмурился – ему никогда не нравились эксперименты Иволги на заводе, и понятно, отчего не нравились. По сути, Иволга ставила ГСО под удар.

– Ну… идею я, может, и подала, а дальше народ уже сам, – сдала назад Иволга, – и не надо дуться, Лёша. Проблема не в организации рабочих, которая так или иначе, с нами или без нас, образовалась бы. Проблема в Горбатом. Мы создали себе врага.

Но ведь и эту идею – напасть на Горбатого – нам подсказала Иволга, я не сказала этого вслух, разумеется. Но будто услышала, как говорит Чума. Да, она бы так и заявила сейчас… и были у неё уже такие мысли – мол, Иволга дурью мается, нам выживать надо, а не нападать на кого-нибудь.

Но раньше мы даже не выживали! ГСО только сокращалось. Готовых сражаться за хорошие идеи, на одном энтузиазме, находилось не так уж много. А теперь, с реальными победами, с питанием и обмундированием – дело другое. Вот ведь оно как: с одной стороны, стало лучше, с другой – это улучшение принесло беду. Сильным быть хорошо, да только на сильных больше шишек валится.

Чушь! Как будто на слабых они не валятся. Только раньше на нас мог любой из дружков обидеться, хоть Мертвец, хоть Батя – и всех перебить как цыплят. А теперь на нас целая армия нужна… вот о чём надо думать.

– Мы выживем, – убежденно произнесла Иволга, – мы обязательно выживем и победим. Ничто не может победить сплочённый коллектив, Ворон. Вообще ничто. Но надо понимать, что отсидеться не удастся, и что ждать нельзя. На Заводе уже пробовали бастовать – но получается плохо, их просто убивают или выкидывают за ворота. Беспредел, хозяева творят, что хотят. В этих условиях поможет только восстание, и рабочие, в принципе, к нему готовы. Не все, конечно, но ядро есть. И гвардия теперь есть, вооруженная – они занимаются на пустыре за территорией завода, там же у них склад оружия. Его только на территорию надо будет перенести.