Яна Завацкая - Перезагрузка

Сменили нас только к полудню. Первым делом я рванула к убежищу. К счастью, все дети были целы, хотя и натерпелись, бедняги. Дана вцепилась в меня ручонками. Мы так с ней и пошли на обед. Жрать хотелось невыносимо, со жратвой у нас теперь немного получше, чем было последнее время в ГСО. В моей похлебке даже плавал кусочек тушенки. Я хотела подождать, пока сухари растворятся в супе, так вкуснее, но не выдержала, и съела все как есть. Дана спросила, что это было ночью, я объяснила про самолеты.

– Говорят, один сбили… за Заводом лежит. И еще минимум три попадания было, – поделилась я слухами с ребенком, – надеюсь, их как следует прошило, так что больше не полетят.

Я заметила, что Дана не ест. Это было что-то новое. Сидит над своим супом, глаза – по пятаку, ложку сжимает в руке и ничего не ест.

– Дан, ты чего? А есть кто будет?

– Может, ты? – она подвинула миску ко мне. Я преодолела секундное искушение.

– Ты с ума сошла? Не будешь есть – умрешь! Ну-ка открывай рот и ешь.

Дана вдруг всхлипнула.

– Маш… они нас убьют?

– Нет, – сказала я, – это мы их убьем. Не бойся ничего, понятно?

Я подумала, что для девочки все это слишком. Даже мне так не доставалось в ее возрасте. Сначала убили мать… потом она просидела больше месяца у дружков, запертая с другими детьми, и хорошо, если только просидела… я ведь её не спрашивала даже. Потому что боюсь и не знаю, как спросить – делали там с ней что-то или нет. А теперь бомбёжки.

А она маленькая. Ей еще десяти нет.

Но что делать? Придется ей стать взрослой.

– Дана, – сказала я, – знаешь, от чего люди чаще всего умирают?

– От чего?

– Думаешь, убивают снаряды? Или от голода? Или от пуль? Нет. Чаще всего, Дан, человека убивает страх. Понимаешь?

Она смотрела на меня круглыми глазами.

– Страх, который у тебя внутри. Конечно, не буквально. На самом деле убивает, например, пуля или голод. Но они бы тебе ничего не сделали, однако тут вылезает страх, который внутри. Он тебя зажимает, как в тисках, и тут уже первое бедствие, которое на тебя нападёт – хоть крыса, хоть пуля – сразу же и убьет. Понимаешь, какой он злобный?

Я это не ей говорила на самом деле. Я это говорила себе. Но она, кажется, начала понимать.

– А что же делать?

– Надо победить страх. Надо уничтожить его внутри. Он заставляет тебя бояться, а ты… думай просто о чём-то другом. Вот подумай, что я тебя люблю, и если тебя убьют, мне будет очень плохо. Если ты умрёшь, Дан, я вообще не знаю, что со мной будет.

– Я тебя тоже люблю, – сообщила она.

Потом посмотрела на свою тарелку и начала есть.

Я легла спать, но из вязкого, глубокого небытия меня вскоре выдрали – кто-то сильно тряс за плечо.

– Маус! Слышь, Маус! Тебя Иволга вызывает.

Несколько секунд я непонимающе смотрела в лицо, которого не могла вспомнить. Потом вспомнила, это был Чен, не из ГСО, из рабочих. Совсем шкет еще. Я села и кивнула.

– Ясно. Сейчас иду, спасибо.

Четыре часа проспала, да уж, спасибо!

В компункте сидели Иволга, Ворон и Дмитрий Иваныч. Ротных никого не было. Когда я вошла, как раз, видно, бушевала дискуссия, я собралась докладывать о себе, но Иволга махнула мне рукой, показав на стул в уголке. Посиди, мол, подожди. Я так и сделала. У нас же не армия в конце концов. Хотя иногда я уже и не знаю, что это у нас. Может, армия, но какая-то другая.

– Мы потеряли двухсотыми тридцать два человека, – говорил Ворон, – и трехсотых вроде шестьдесят. Не знаю точно, кто-то из них уже умер, а кто-то сразу вернулся в строй.

– Могло быть хуже, – отрезала Иволга. Ворон опустил голову, забарабанил пальцами по столешнице.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Алеша, ты видишь другой выход? Нет? Тогда в чём дело?

– Она права, – буркнул Дмитрий Иваныч, – ждать невозможно. Ждать сейчас смерти подобно.

Ворон взглянул на меня в упор. Глаза его были совсем темные и ввалились.

– Маус здесь, – напомнил он.

– Маус, – Иволга махнула рукой, – иди сюда, садись поближе. Садись, не стесняйся. В общем… такое дело.

На столе на подставке стоял большой монитор, на мониторе – какая-то карта. Я пригляделась и сообразила, что это – Новоград. К северо-востоку от Кузина, и по форме ограждения понятно – Новоград такой формы, косой овал, а вон поселения копарей к югу от него обозначены. И дорога, ведущая на Завод. Вдоль дороги я разглядела еще какие-то значки, похоже, там орудия либо блокпосты, не знаю.

– Этой ночью – атака на Новоград, – произнесла Иволга. У меня сердце сжалось, и я сразу всё поняла. О чем они сейчас говорили. И что Иволга права – тоже поняла. Сил у нас мало, народу повыбивало много этой ночью, чудо, что из моего взвода в этот раз – никого; но если мы еще пару дней здесь просидим, Фрякин может нас раздолбать окончательно. И никто не знает, не запросит ли он помощи от других таких же кровососов, например, в Челябинске где-нибудь, либо в Ёбурге, это мы ведь ничего не знаем, а у них-то связи торговые есть.

Бесполезно сидеть и ждать.

– Шансы у нас есть, – не знаю, для кого это Иволга говорила, для меня или для всех повторяла, – не скажу, что стопроцентные, но шансы есть. Подкрепление из города, пусть необученное, но это еще сто пятьдесят человек. И еще два сообщения сегодня – от Тени и Кента, это наши люди в охране, из охров по меньшей мере два взвода готовы перейти на нашу сторону, да и в других есть те, кто колеблется.

– Что мы должны делать? – спросила я. Иволга кивнула.

– У тебя спецзадача. Твой взвод уже к полуночи должен проникнуть на территорию Новограда и… там начнёте работу.

– Как в Дождево, – уточнил Ворон.

– Да, но не совсем, – качнула головой Иволга, – по возможности заминируйте выходные пути. Саботируйте что можно. Но главное – не засветиться, спрятаться… до начала нашей атаки. Радио у вас не будет, вообще никакой связи, любую связь они перехватят. Когда все начнется, вы ударите с тыла. Задача ясна?

Минут через десять я вышла из компункта. Было светло, еще совсем ранний вечер. Тучи были рваные, как лохмотья, и как раз выглянул солнечный луч, высветил все на земле, отчего окружающий мир стал значительным и особенным: куча железных балок, стена склада, молодая крапивная поросль, воронка от снаряда, все приобрело ясную значимость. И дунул свежий прохладный ветер. Над высоким корпусом сборочного цеха на ветру трепетал красный флаг. Был ли он там раньше? Когда его поставили, я даже и не заметила. Обсуждалось ли это? Я не на каждом собрании была, может, и обсуждалось. Или его поставили только сегодня?

Странно я себя чувствовала. В этот миг не было ни прошлого, ни будущего – только один вот этот миг: с ветром, красным флагом над крышей, воронкой от снаряда, балками, стенами. И мне казалось, что этот миг – и есть вечность.