Генри Каттнер - Земля обетованная

— Лучше бы не было, — поморщившись, сказал Билл. — Не нравится мне это.

— На этой стадии мы только и можем, что гадать. Гадать... и ждать. Без контролирования ничего сказать нельзя, а мы ничего не контролируем. Есть только Руфус. И...

— И Руфус меняется, — закончил за него Билл. — Он превращается в кого-то другого.

— Не говори глупости, — резко сказал Морган. — Он превращается в Руфуса, вот и все. Руфуса, которого мы никогда не знали, настоящего Руфуса. Я предполагаю, что большая часть подстроек происходят в молодости, но он не зайдет так далеко. Я лишь хочу сказать, что истории про его прошлое могут быть... ну, не совсем точными. Сейчас он запутался. Нам придется подождать, пока изменения не прекратятся, а его разум не прочистится и не сможет понять, что произошло на самом деле.

— Руфус меняется, — словно не слушая, упрямо повторил Билл. — Он возвращается в прошлое, и мы не знаем, когда это закончится.

— Уже закончилось. Он на последней серии препаратов. У тебя же нет причин думать, что он не остановится на тридцати пяти, не так ли?

Билл отложил журнал и задумчиво посмотрел на него.

— Причин нет, — сказал он. — Только... течение очень сильно. Биологическое время течет очень быстро, когда приближаешься к точке назначения. Как река перед водопадом. Интересно, можно ли зайти слишком далеко. Может быть, есть точка, после которой уже нельзя вернуться. Да, я паникую, Пит. У меня ощущение, что мы оседлали тигра.

— А теперь ты мешаешь метафоры в кучу, — сухо сказал Морган.

— Он больше не пускает меня в свою комнату, — сказал Билл в июне.

— Что еще? — вздохнул Морган.

— Ремонтники закончили два дня назад. Темно-фиолетовые портьеры на всех стенах. Я уверен, что они посчитали его сумасшедшим, но спорить не стали. Теперь он повесил старые часы, над которыми долго колдовал, где-то нашел стол с шахматной доской и производил на нем странные расчеты.

— Какие расчеты?

— Откуда мне знать? — раздраженно пожал плечами Билл. — Я думал, ему становится лучше. Эти периоды... ложных воспоминаний, казалось, не беспокоили его в последнее время. Или, если и беспокоили, то он не говорил об этом.

— А когда был последний раз?

Билл открыл ящик стола и раскрыл журнал записей.

— Десять дней назад он сказал, что вид из окна какой-то не такой. А комната некрасивая, и он не понимает, как прожил в ней все эти годы. Именно тогда он начал жаловаться на боли.

— А-а, «усиливающиеся боли». И они начали появляться в определенных местах — когда?

— Неделю назад. — Билл нахмурился. — Мне это не нравится. Я думал, они связаны с желудком — и все еще так считаю. Но у него вообще не должно быть никаких проблем. Его здоровье идеально. Последние рентгеновские снимки...

— Получены неделю назад, — напомнил Морган.

—Да, но...

— Если у него продолжает болеть живот после еды, возможно, что-то случилось лишь пару дней назад. Помни, Руфус уникален.

— Да, это так. Ну, я начну заново, если смогу поймать его. В последние дни он стал очень скрытным. У меня больше не получается застать его.

— Его сейчас нет? Я бы хотел взглянуть на его комнату.

— Ничего ты там не выяснишь, — кивнул Билл. — Но давай поднимемся.

Фиолетовые портьеры на секунду скрыли дверь из виду, словно комната пыталась удержать людей снаружи. Затем дверь открылась, и порыв ветра из зала заставил четыре стены ходить волнами и содрогаться темно-фиолетовыми складками, словно какие-то невидимые существа побежали прятаться, как только вошли люди. Фиолетовое свечение, пробивающееся через шторы на окнах, было единственным, что освещало комнату, пока Билл не прошел и не раздвинул их. Затем вошедшие смогли лучше разглядеть большую резную кровать, комод и несколько стульев.

У кровати стоял шахматный столик, и в квадратах мелом были нацарапаны какие-то пометки. А рядом со столиком находились часы — старомодное украшение каминной полки, наполнявшее комнату странным икающим тиканьем.

— Забавно, — послушав часы пару секунд, сказал Морган. — Интересно, это совпадение? Ты слышишь едва заметный стук между тиками?

Они снова прислушались. Тик—ти—так , шли часы.

— Они очень старые, — сказал Билл. — Возможно, с ними что-то не так. Вообще, я хотел, чтобы ты посмотрел на секундную стрелку. Видишь?

Длинная стрелка поворачивалась очень медленно. Она не соответствовала ходу двух других. Суть предположения состояла в том, что Руфус где-то нашел ее и весьма бессмысленно добавил к изначальной конструкции, поскольку, пока они смотрели, стрелка прыгнула на три секунды, а потом продолжала медленно ползти. Чуть дальше она прыгнула снова. Затем, совершив почти полный оборот, скакнула на пять секунд.

— Надеюсь, Руфус не засекает по ним время, — пробормотал Морган. — К счастью, он не зарабатывает себе на жизнь починкой часов. В чем тут смысл?

— Хотел бы я знать. Разумеется, я спрашивал, и он ответил, что просто чинит их. По крайней мере, это походило на правду. Смотри, вот тут кое-что странное. — Билл наклонился и открыл стеклянную дверцу. — Приглядись. Совсем крошечные. Тут и вон там, видишь?

Нагнувшись, Морган различил на циферблате часов, расположенные на разном расстоянии от цифр, группы очень маленьких цветных отметок. Красные, зеленые и коричневые, крошечные и замысловатые, с загнутыми хвостиками, словно в персидской письменности. Они шли по всему циферблату, разноцветные и загадочные. Морган дернул себя за усы и присмотрелся к неправильной секундной стрелке, идущей рывками. Всякий раз, когда она прыгала, то оказывалась над одним из разноцветных иероглифов.

— Это не может быть совпадением, — через секунду сказал Морган. — Но в чем смысл? Что показывает эта стрелка? Ты спрашивал его?

Билл пристально посмотрел на друга.

— Нет, — наконец, ответил он, — не спрашивал.

— Почему же? — прищурившись, спросил Морган.

— Не знаю. Может быть... может быть, я не хотел знать. — Он закрыл стеклянную дверцу. — Выглядит безумно. Но когда дело доходит до приборов, измеряющих время... Ну, я бы не удивился, узнав, что Руфус знает об этом побольше нас. — Билл сделал паузу. — Ты отправил его разум исследовать время, — сказал он почти осуждающим тоном.

— Ты теряешь видение ситуации в целом, Билл, — покачал головой Морган.

— Возможно. А... что ты думаешь о шахматном столике?

Они тупо посмотрели на столик. Расположение аккуратных отметок в квадратах не имело никакой закономерности, хотя казалось, что для разума, сделавшего их, предназначение черточек было весьма ясным.

— Может, он просто пытался решить какую-то шахматную задачу, а? — предположил Морган.

— Я уже подумал об этом. Я как-то спросил его, не хочет ли он сыграть партию, а он ответил, что не умеет играть, и не желает тратить время, чтобы научиться. Именно тогда он выгнал меня из комнаты. Возможно, это как-то связано с часами. Знаешь, что я думаю, Пит? Если часы измеряют время, то, может быть, квадраты измеряют дни. Как календарь.