Кир Булычев - Орион (Сборник научно-фантастических повестей и рассказов)

Но разве это всегда просто, разве мы не знаем случаев возвращения к жизни, когда уже была установлена клиническая смерть или когда за жизнь пострадавшего, находящегося, казалось бы, в безна­дежном состоянии, шла борьба часами, сутками. А тут кто-то хо­чет его смерти, и это может оказаться «ожидатель», который, как говорится, не постоит за расходами, если речь идет о собствен­ной жизни. И опять-таки открываются соблазнительные возмож­ности для сделок с совестью и даже для прямых преступлений.

Впрочем, оказывается, что оформились и встречные предложения. Вот что пишет один молодой человек из Канады (его письмо про­цитировано журналом «Форчун»): «Бедным продажа каких-то частей собственного организма, вероятно, сулит единственную возможность вырваться из заколдованного круга бедности. Моя почка — единственный капитал, которым я еще обладаю и который можно продать, чтобы получить шанс выучиться и устроиться на приличную работу...» Эта новая сфера спекулятивных и уголов­ных махинаций уже нашла свое отражение в искусстве. Был, например, итальянский фильм «Глаз» с Альберто Сорди в главной роли, где безработному за огромную сумму предлагали продать глаз. У нас был переведен и даже экранизирован на телевидении роман английского писателя А. Уиннингтона «Миллионы Фер­факса», эпиграфом к которому, кстати, служит злая и вырази­тельная фраза: «Пересадка сердца — это уникальный метод убий­ства сразу двух пациентов».

Нет, путь создания искусственных органов, сконструирован­ных, или — лучше — выращенных, может быть, окажется более перспективным. Жаль, что мы стоим лишь в самом начале этого пути, но ведь уже стоим. Пусть первый человек с искусственным сердцем Б. Кларк прожил всего несколько месяцев, но ведь про­жил, и вечная ему благодарность от человечества за то, что он разрешил поставить на себе этот опыт. Пусть и это электромеха­ническое сердце мало было похоже на человеческое, это тоже лишь вопрос техники. Конечно, и здесь возникают свои проблемы.

Опасности, связанные с экспериментами над человеческими «деталями», проницательно почувствовал А. Беляев. Пользуясь правами фантаста, он заострил проблему до предела — его персо­наж «пересаживает» не отдельный орган, а целую голову, целое тело. Вряд ли такая операция станет когда-нибудь возможной, но главное свойство фантастики как раз и заключается в гиперболи­зации, в преувеличении, в обобщении жизненных явлений, дове­дении их до логических концов, в этом не только ее специфика, но и ее оправдание как самостоятельной литературной дисциплины.

А. Беляева надо хвалить за смелое допущение, а его по привычке ругали все за ту же «ненаучность...»

Наиболее содержательна и интересна в романе первая часть, в которой мы знакомимся с тремя отрезанными головами, и прежде всего с головой Доуэля, который был предварительно убит его неблагодарным учеником с подлой целью — оживить мозг выдаю­щегося ученого и заставить ого работать на себя; выдавая дости­жения Доуэля за свои собственные. Керн пытает несчастную голо­ву; это, правда, несколько отдает фильмом ужасов, но мысль ясна:

писатель хочет сказать, что генцй и злодейство — вещи несов­местные.

А вот достаточно достоверно передать жуткие и ни на что не похожйе ощущения голов, которые живут без туловищ, равно как и чувства окружающих эти головы людей, писатель не смог. Впрочем, справиться со столь сложной задачей смог бы разве что человек, обладающий талантом Достоевского. А люди не давались Беляеву; конечно, все относительно, но будем все-таки вести отсчет от вершин мировой фантастики. Керн — это абсолютный злодей, чернота без просвета, как и сообщник Керна — директор дома умалишенных Равелино; ассистентка Керна Лоран — это голубое без пятнышка воплощение прямодушия, а три молодых человека, принявших активное участие в спасении девушки и разоблачении Керна, совсем неразличимы. Лучше обстоит дело с образом Брике, певички из кабаре с чужим телом; история с ее побегом из боль­ницы Керна и вынужденным возвращением придумана велико­лепно. Но и тут, подметив, что молодое, девственное тело физиологически облагораживает вульгарную шансонетку, автор не сумел убедительно изобразить ее внутренний перелом. А потому конф­ликт в душах, конфликт в пределах этого замкнутого круга людей оказался быстро исчерпанным, и писатель, чтобы избежать топта­ния на месте, переводит стрелки на простор традиционного при­ключенческого действа, в котором психологию заменяют собы­тия: побеги, похищения, сумасшедшие дома, куда запросто засажи­вают здоровых людей, драки и тому подобная чехарда. И хотя сыну профессора Доуэля удалось расквитаться с убийцей отца, нравственный потенциал романа оказался израсходованным в пер­вой половине.

Бедяевская ситуация — «тело одного + голова другого» таит в себе заманчивые сюжетные возможности, она неоднократно за­имствовалась различными фантастами. Нот как всегда бывает со вторичностью, свежести первооткрывателя они не достигали.

Одна из последних попыток разработать по-своеМу данный сюжет принадлежит симферопольской писательнице Л. Ягупновой. В по­вести «Твой образ» (1979) она перенесла действие в наши дни, в наши советские условия, где, конечно, нет места никаким Кернам, но неразрешимость конфликта сохраняется.

Еще большей популярностью среди юношества пользуется «Человек-амфибия» — история об индейском мальчике, которому гениальный хирург Сальватор врезал в детстве под лопатки жабры молодой акулы, благодаря чему тот приобрел способность дышать под водой. Подросткам близок герой — мечтательный, добрый, благородный Ихтиандр, «человек-рыба».

Опять-таки, к этой фантастической посылке можно подойти с точки зрения физиологии и с точки зрения этики. Честно говоря, реальная осуществимость подобной операции равна нулю, сращи­вание тканей таких эволюционно далеких видов вряд ли когда-нибудь станет возможным. Это, впрочем, не должно нас смущать.

Можно только повторить, что фантастическая гипотеза — не кон­структорское задание, а литературный прием. Гораздо важнее задуматься: допустимо ли такое предприятие в принципе и для чего оно нужно?

На вторую часть вопроса ответить просто — на него отвечает и сам Сальватор, прежде всего в своей страстной речи на суде, и автор, и практика всего человечества. С каждым годом становится все яснее, что без активного освоения океана благополучное су­ществование многомиллиардного человечества вряд ли возможно.

Мечта о существо, которое было бы хозяином водной стихии, роди­лась давно, правда, из людей, кажется, только новгородец Садко погружался в морскую пучину без вреда для своих легких. Чело­век упорно стремился под воду: были созданы водолазный колокол, подводная лодка, водолазный скафандр, батискаф, наконец, аква­ланг...