Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

Теченіе смолилъ на берегу лодку. Онъ прилежно водилъ горячимъ желѣзомъ по швамъ, предварительно усыпаннымъ толченой лиственной смолой. Легкій вѣтерокъ далеко кругомъ разносилъ вмѣстѣ съ синимъ дымомъ пріятный ароматъ горящаго янтаря. У огня сидѣла Бытерхай съ вѣнкомъ желтыхъ полярныхъ анемоновъ на черныхъ кудряхъ. Другого платья не ней не было. Она упиралась локтями въ согнутыя колѣни, а на ладони положила головку и внимательно слушала пѣсенку рыбака, мягко звучащую на фонѣ мощнаго весенняго хора:

– Ты это какъ поешь, Теченіе?

– А что? Нравится тебѣ?.. Это „губернская“ пѣсенка, русская пѣсенка! Ии-і… Сколько тамъ чудесъ?! Церквей сколько, домовъ, людей. Охъ-сіэ! Ходилъ я туда и не разъ… Ты, дѣвка, не думай, что я всегда былъ такой безногій… Нѣтъ, и я былъ проворенъ, и меня любили женщины…

– Голосъ пѣсенки шибко хорошъ! Переведи ее, Теченіе!..

Рыбакъ терпѣливо перевелъ слова по якутски.

– Что она продастъ имъ, Теченіе?

– Себя продастъ. Тамъ такъ и сказано, что себя.

– И что же: они съѣдятъ ее?

Теченіе засмѣялся.

– Дурочка ты! Выростешь, узнаешь!..

– Какъ узнаю, если отсюда не выйду?

– И то правда. Не выйдешь отсюда. Отсюда никто не выходитъ…

Дитя и рыбакъ невольно взглянули на тотъ берегъ озера, гдѣ надъ далекимъ лѣсомъ вился чуть замѣтный сизый дымокъ.

– Эхъ! Погоди… Есть у тебя еще время впереди, дѣвка!.. Не тужи, говорю тебѣ. Еще тебѣ, можетъ быть, Богъ кого пошлетъ… А теперь помоги мнѣ стащить лодку на воду и поплывемъ забрасывать сѣти…

Запѣлъ онъ, но сейчасъ же спохватился.

– Тссть!.. Тихонько надо двигаться. Ты садись сзади и, помни, не шевелись. И меня утопишь, и сама утонешь…

Легкая лодочка ласточкой помчалась по спокойной водѣ. Рыбакъ описалъ большую дугу, повернулъ ее и сталъ выбрасывать сѣти: Бытерхай свѣсила голову на край суденышка и наблюдала, какъ дрожитъ, колеблется, ломается въ водѣ ея отраженіе, какъ мутнѣютъ въ набѣгавшей волнѣ желтые анемоны вѣнка. Теченіе составилъ весьма хитрый планъ. Онъ отрѣзалъ сѣтями отсупленіе назадъ рыбѣ, грѣющейся у береговъ. Затѣмъ онъ сталъ ее пугать, разсчитывая, что въ суматохѣ она не замѣтитъ западни. Расчеты его вполнѣ оправдались. И когда рыбакъ съ большимъ шумомъ плавалъ по ометанному мѣсту, берестяные поплавки сѣтей то и дѣло ныряли въ воду, которая сильно рябилась и бурлила подъ ними. Уловъ оказался сверхъ ожиданія обильнымъ. Вскорѣ дно лодки загудѣло подъ ударами вынутой изъ воды рыбы. Большія щуки широко раскрывали зубастые пасти, силясь что-нибудь укусить передъ смертью. Но Бытерхай и не думала класть туда палецъ. Плоскія, серебристыя „бранатки“, съ карими глазами, подскакивали всѣмъ тѣломъ сразу, точно подбрасываемыя въ рѣшетѣ серебряные рубли. Теченіе одну изъ нихъ удержалъ дольше въ рукахъ.

– Смотри, Бытерхай! Эта рыба, какъ мы… Отъ этой рыбы болѣзнь наша… – сказалъ онъ, протягивая къ дѣвочкѣ рыбу съ странно распухшей головой, покрытой шрамами и ссадинами, напоминающими проказу. Чудовище вяло трепыхалось въ пальцахъ ребенка и злобно глядѣло ему въ лицо мутными, скверными глазами.

– Я пущу ее, Теченіе… Мнѣ жаль ее…

– Нѣтъ, нѣтъ!.. Не отпускай!.. Ее нужно на берегъ, да такъ въ землѣ зарыть…

– Мнѣ жаль ее, она какъ мы!.. – шептала дѣвочка.

– Да, да… Это отъ нихъ мы гибнемъ. Такую рыбу человѣкъ съѣстъ, даже не знаетъ, что врага съѣлъ. У нихъ въ началѣ, какъ и у людей, не замѣтно, маленькія только подъ чешуей пятна… Зарыть ее надо въ землю живьемъ, чтобы, Боже упаси, капля крови но упала нигдѣ, чтобы ядъ не отравилъ цвѣтка или ягоды… Даже изъ-подъ земли онъ вылѣзетъ, черви вынесутъ его наружу, птицы растащутъ во всѣ стороны… Лучше бы сжечь, но огонь не любитъ скверноты, сердится, мститъ…

Такъ разговаривая, они плыли къ берегу. Луна взошла и, подмѣшивая свое серебро къ красному зареву заката, освѣщала имъ дорогу. Дальше за ними въ сумеркахъ колыхались розовыя отъ зари льдины, а еще дальше синѣли дымчатыя дали береговъ. Когда рыбаки вышли на землю и взглянули съ бугра на окрестности, они увидѣли кругомъ тысячи такихъ блестящихъ водоемовъ, красныхъ отъ заката, серебристыхъ отъ льдовъ и луннаго свѣта, чуть прикрытыхъ точно рѣсницами, зеленоватыми побѣгами рѣдкой тайги. Якутъ направился съ дѣвочкой прямо къ юртѣ, сквозь открытыя двери которой виднѣлся весело пылающій огонь. Руки ихъ были полны добычи, а сердце – радости. У порога ихъ встрѣтила Мергень, которая вышла позвать ихъ ужинать.

– Съ промысломъ!.. – привѣтствовали ихъ громка остальные.

Ихъ окружили и стали осматривать рыбу.

– Пожалуй, хорошій будетъ годъ!.. – замѣтилъ Грегоре́й.

– Да вотъ, если бы рѣчку перегородить, Грегоре́й… Запаслись бы мы рыбой на всю зиму…

– Кости болятъ у меня… Вода холодная… – отвѣтилъ задумчиво якутъ.

– Въ воду незачѣмъ входить глубоко… Тамъ городьба уже раньше стояла и остался даже одинъ столбъ…

– Еще свалюсь внизъ… Руки у меня совсѣмъ ослабѣли!.. Тамъ глубоко, я плавать не умѣю…

– Дѣйствительно, еще упадетъ!.. – согласилась Анка.

– Да вѣдь и я пойду… У меня ноги хуже его, а я не боюсь… Обо всемъ такъ судить можно, но тогда зоживо сгнить остается… Тогда человѣкъ раньше силъ своихъ умретъ…

– Что тутъ долго разсуждать! Грегоре́й долженъ пойти… Это его работа, мужская обязанность… Если ты, Теченіе, пойдешь, то и онъ долженъ пойти!.. – вскричала Мергень. – Иначе не дадимъ ѣсть ни ему, ни Анкѣ. Она здоровая, она сюда по собственной волѣ пришла… ѣду общество только больнымъ поставляетъ, нечего объѣдать ихъ…

Грегоре́й молчалъ.

– Пойду я одна съ Теченіемъ… – сказала робко Анка.

– Иди, иди!.. Тамъ кругомъ кусты густые! – разсмѣялась Мергень.

– А можетъ быть, и ты пойдешь съ нами?.. – чистосердечно спросилъ Теченіе у Мергень.

– Какъ же!? А дома кто останется… присмотрѣть Кутуяхсытъ? – проворчала якутка.

– Не надо! не надо… – простонала старуха… Идите всѣ, копите пищу… Мнѣ только утромъ оставьте немного ѣды, воды заготовьте и ступайте… всѣ ступайте!..

– Такъ пойдешь съ нами, Мергень? – Вотъ ловко! Ты вѣдь крѣпкая, удалая… – обратился къ якуткѣ льстиво Теченіе.

– Посмотримъ!.. – отвѣтила та мрачно.

На другой день по утру, во время завтрака она предложила мужчинамъ съ дружеской улыбкой: