Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

– Да, но отецъ твой исчезъ вслѣдствіе нашихъ дѣлъ!.. Мать твоя куритъ опій тоже черезъ насъ, европейцевъ, – подумалъ я.

– Мы были злы и темны… мы были горды… мы жили, думая только о ѣдѣ и платьѣ… Ты первый сказалъ дѣвушкѣ, дочери Серединной земли, что она человѣкъ, равный другимъ…

Смущеніе все больше и больше охватывало меня.

– Слушай, Ліенъ! – пробовалъ я остановить дѣвушку. – Все это не такъ! Ты не справедливо приписываешь мнѣ… Тебѣ все это кажется… Повѣрь мнѣ, что я не такой… Я гадкій, злой, себялюбивый… Вотъ теперь покидаю васъ…

– Нѣтъ!.. нѣтъ!.. – шептала дѣвушка какъ бы про себя; она продолжала смотрѣть въ глубину дворика и прижималась плечомъ къ столбу. – Нѣтъ, нѣтъ! Ты долженъ! Тебѣ приказываетъ мать, и твоя обязанность вернуться къ роднымъ могиламъ… Ты чужестранецъ. А мы останемся, и останется вмѣстѣ съ нами вѣчный дождь и сырость, точно съ тобою ушла душа, точно пришла смерть. Это ничего, мы дѣти неба, не боимся смерти…

– Зачѣмъ же смерть?.. Наоборотъ… вы уѣдете къ себѣ въ родныя мѣста, вы купите себѣ кусокъ земли на имя Маджи… или устроите себѣ лавочку… Адресъ свой я вамъ оставлю… – принялся я успокоивать ее и тутъ же сообщилъ ей всѣ планы, только что составленные мною въ саду пагоды.

– А тогда что? – спросила послѣ нѣкотораго раздумья Ліенъ.

– Вы… замужъ выйдете! – добавилъ я съ досадой. – Вѣдь всѣ вы, китаянки, выходите замужъ!

– Нѣтъ, я не выйду! – быстро проговорила дѣвушка, оборачиваясь ко мнѣ. – Кто женится на мнѣ, дѣвушкѣ, отецъ которой исчезъ… Къ тому же всѣ думаютъ, что я…

– Да вы уѣдете въ мѣстность, гдѣ васъ не знаютъ…

– Нѣтъ, такія, какъ я, дѣлаются только… чайными пѣвицами… Замужъ ихъ берутъ только изъ-за денегъ… носильщики, лавочники… или старики и то… только какъ вторыхъ женъ!.. Слушай, И, небомъ ниспосланный господинъ мой, останься еще немного… годъ… полгода… Возьми меня… Пусть я буду такой въ дѣйствительности… какъ думаютъ всѣ… а затѣмъ… мнѣ все равно!.. – заговорила она страстно, наклоняясь ко мнѣ.

Я вздрогнулъ, отступилъ назадъ, и руки ея обхватили пустоту, затѣмъ онѣ жалко повисли и обняли столбъ. При свѣтѣ звѣздъ я замѣтилъ, что голова ея стыдливо склонилась на тяжело дышащую грудь. У меня стучало въ вискахъ, пахучій теплый воздухъ опьянялъ меня, но я понималъ, что ничего подобнаго случиться не можетъ… Я безсознательно повернулся и ушелъ, не переставая въ тоже время размышлять, что мнѣ отвѣтить ей…

На слѣдующій день я до завтрака ушелъ на заводъ. Я все время бился съ мыслями, боролся съ чѣмъ-то пламеннымъ и разнузданнымъ, что проснулось въ нѣдрахъ моей души, всю ночь вскипало и бурлило въ крови, не давало мнѣ успокоиться и уснуть. Я былъ во время занятій до того разсѣянъ, что это обратило вниманіе моихъ сослуживцевъ.

– Ну что же – ваши вдовицы? – опять спросилъ вскользь Ѳома Ѳомичъ, проходя черезъ контору.

пропѣлъ вполголоса Стежневъ.

– Бабьи слезы – весеннія грозы! – утѣшалъ меня Саша Воробьевъ.

Передъ самымъ уже уходомъ я обратился къ Воробьеву съ просьбой принять меня къ себѣ на квартиру. Юноша удивился, но согласился съ видимымъ удовольствіемъ.

– Давно пора! Хотите, я пойду съ вами за вещами… Сейчасъ сложимъ ихъ и пошлемъ носильщиковъ… Еще сегодня можете у меня ночевать!

Но я отклонилъ его предложеніе. Я хотѣлъ вручить деньги и поговорить съ женщинами въ послѣдній разъ безъ свидѣтелей. Мнѣ казалось, что я обязанъ щадить Ліенъ и что присутствіе юноши больно бы задѣло ее. Но на пути я уже хотѣлъ было вернуться и пригласить его, такъ какъ мнѣ показалось, что я не совсѣмъ искрененъ съ собою и что возможенъ еще и другой исходъ… Чѣмъ ближе подходилъ я къ дому, тѣмъ быстрѣе дѣлались мои шаги… Подъ конецъ я почти бѣжалъ… Кровь огненной струей хлынула мнѣ къ сердцу… Пусть будетъ, что будетъ… Полгода не богъ вѣсть сколько времени…

На пустой, не подметенной верандѣ встрѣтилъ меня испуганный, плачущій Маджи.

– Что такое?

– Мама спитъ… Обѣда нѣтъ… Каминъ холодный!..

– А Ліенъ?

– Ліенъ тоже спитъ!

– Гдѣ?

– Въ своей комнатѣ… Толкалъ я ее, да не слушаетъ!

Я быстро, руководимый мальчикомъ, прошелъ въ женскія комнаты. Въ сумеркахъ большой нѣкогда спальной комнаты я увидѣлъ на низкой кровати женскую фигуру, лежащую на спинѣ съ посинѣлымъ лицомъ и закатившимися глазами. Она тяжело дышала, и бѣлая пѣна струилась изъ угловъ полуоткрытаго ея рта. Я безъ труда узналъ Ханъ-Ми въ обычномъ наркотическомъ трансѣ и прошелъ дальше въ небольшой темный чуланъ, гдѣ спала Ліенъ.

– Она холодна и не дышитъ!.. – шепнулъ опередившій меня Маджи.

Я зажегъ спичку; дѣвушка тоже лежала вытянувшись на спинѣ, но лицо ея было спокойно и красиво. Длинныя рѣсницы отбрасывали большія тѣни на нѣжныя щеки, тонкія и блѣдныя губы были плотно сомкнуты… Я хотѣлъ сказать что-то, произнести имя ея, но не могъ… Я еще зажегъ спичку и еще… и глядѣлъ, все глядѣлъ на ея бездыханное тѣло…

– Она мертва!.. Вѣдь она мертва!.. Мама, Ліенъ умерла!.. – вскричалъ вдругъ Маджи и бросился опрометью изъ комнаты.

– Мама… Ліенъ умерла и никого нѣтъ, нѣтъ… кромѣ… этого… христіанина… Мама, я боюсь!.. – кричалъ Маджи. Голосъ его гулко звучалъ въ пустомъ и мрачномъ домѣ. Я очнулся и пошелъ къ нему, но онъ, завидѣвъ меня, выпустилъ руки матери и, дико озираясь, попятился назадъ.

– Маджи… Что ты!? Это я… И… твой учитель!

– Нѣтъ, нѣтъ… не трогай меня… Ты убилъ моего отца… Всѣ такъ говорятъ въ школѣ… Ты, вѣрно, убилъ и Ліенъ… А теперь хочешь убить меня… Нѣтъ, нѣтъ… не трогай меня… Я знаю, вамъ, заморскимъ чертямъ, нужны человѣческіе глаза для вашихъ волшебствъ… но ты не трогай меня, возьми лучше глаза моей матери, которая все равно не шевелится…

Онъ юркнулъ въ уголъ и раньше, чѣмъ я сообразилъ въ чемъ дѣло, затрещала тамъ бумажная перегородка, блеснулъ сквозь пробитую дыру свѣтъ, и мелькнула фигура ребенка. Топотъ быстрыхъ шаговъ загремѣлъ на верандѣ и во дворѣ. Когда я вышелъ наружу, мальчика и слѣдъ простылъ.

Гулко гудѣлъ въ монастырѣ знакомый вечерній благовѣстъ. Или нѣтъ: это гудѣли у меня въ ушахъ странные голоса! Быстро потухала на небѣ короткая южная заря. Или, можетъ быть, темнѣлъ въ глазахъ у меня весь свѣтъ!? Темнѣло небо, темнѣли окружности… Влажная душистая прохлада повѣяла съ окрестныхъ садовъ… Я ее слышу, до сихъ поръ ее помню… Вдали надъ тускло блестящей рѣкою зажигались цвѣтные огни… Все это вмѣстѣ съ землею слегка колебалось подъ моими ногами въ тактъ колокольному звону… Вдругъ необоримый ужасъ охватилъ меня. Мнѣ показалось, что мое сознаніе падаетъ куда-то въ разверзшуюся передъ нимъ бездну, и я опрометью бросился по тропинкѣ на заводъ.