Питер Уоттс - Бетагемот [сборник litres]

Вот когда Малика Ридман впервые понимает, насколько все не так. В тот момент, когда полицейский в аэропорту не стал ей угрожать.

Ее не обеспокоило еле уловимое ощущение разрыва над Тихим океаном. Или странное отсутствие стюардесс во время посадки, или тот невероятный факт, что она смогла посмотреть весь захватывающий финал «Моего обеда с Андре» и заранее записанный голос не прервал трансляцию, напоминая о столиках и креслах в вертикальном положении. Не взволновала даже странная картина, открывшаяся на подлете: похожая на анаконду линия огней на земле, то, как крохотные машинки образовывали целые составы, а те смешивались и переплетались, ни разу не столкнувшись. И этот небоскреб на востоке, чей фасад словно извивался от мерцающе-черных конвульсий, как будто его стены сожрал ковер из жуков. Даже уличное освещение, крохотные яркие перекрестки Сан-Франциско: почему-то они казались и белее, и ярче, чем неделю назад. Другой заход на посадку. Игра света. Стрит-арт инсталляции.

Даже когда ANA008 коснулся земли, затормозил и остановился в конце полосы, Малика не придала этому значения. Может, другой самолет все еще занимает гейт. Хотя об этом, наверное, предупредили бы.

Только когда к ней подходит мужчина в странной униформе и слегка наклоняется, так, чтобы под полой пиджака был виден пистолет; когда он говорит:

– Доктор Малика Ридман? Не могли бы вы пройти со мной?

Тут-то ее и накрывает.

В его голосе нет угрозы. Он явно не ищет повода для конфликта (конечно, Малика не дура, и не дала бы ему причины – хотя, с другой стороны, ничто им не мешает сочинить какую-нибудь чушь постфактум). В его голосе даже нет приказного тона, он скорее… просит.

– Это очень важно, – добавляет мужчина.

Кажется, он нервничает. Или даже слегка испуган.

– А в чем дело? У меня какие-то проблемы?

– Нет, ничего подобного, – полицейский аэропорта – или кто уж он там – качает головой. – У нас тут, э-э, пациент, и ему нужна помощь.

А, кто-то заметил, что она «доктор медицины», и сделал неверные выводы.

– Я не практикую. Я – вычислительный психиатр. С 2012 года занимаюсь только исследованиями. – Но любопытство берет верх. – А какого рода пациент?

– Честно сказать, я больше ничего не знаю, доктор Ридман. Прошу вас.

Она окидывает взглядом салон самолета – все старательно смотрят вниз, голоса затихли – и расстегивает ремень безопасности.

– Для белого паренька с пушкой вы чрезвычайно вежливы, – бормочет она. – Неужели Сопротивление наконец добилось успеха?

Он сглатывает:

– Какое?

Малика понятия не имеет, куда ее везут: в автомобиле нет водителя и окон, чтобы испортить сюрприз, поговорить не с кем. Ее похититель лишь развел руками, улыбнулся, извиняясь, и пообещал, что кто-нибудь ей скоро все объяснит. Спустя полчаса она сидит в комнате – опять без окон – в которой все стены, потолок и пол устланы мелкой медной сеткой. Сверху льется мягкий пастельный свет прямо на двух людей в одинаковых зеленых блейзерах без каких-либо знаков отличия или бирок с именами. Нервный полицейский представляет их, как Тэми и Джорджа, после чего ретируется.

Тэми и Джордж слишком много улыбаются. Они не называют своих фамилий, а Малика их не спрашивает. Тэми и Джордж. Прекрасно. Прямо как в каком-нибудь позабытом ситкоме из 80-х.

Вот что вы пропустили, говорят они: Флориды от архипелага Кис до Вест-Палм-бич практически нет. На границе с Орегоном примерно пятьдесят миллионов климатических беженцев. Пост-Текзитовский юг едва держится. В любую неделю примерно в шести городах могут начаться пандемии. С тех пор как растаяли полярные шапки, в Арктика царит полный беспредел и хаос; Россия сбивает любой объект, который приближается хотя бы на пятьдесят километров к Ломоносову, а «Эксон» выкачивают все, что могут, из Чукотского шельфа, пока возобновляемые источники энергии окончательно не выбили их из бизнеса. В Балтийском регионе лихорадка денге, а на Среднем Востоке бушует война за воду от Сирии до…

Малика встревает:

– Погодите, вы о чем? Мне сказали, что кому-то нужна…

Тэми хмурится:

– Вам ничего не рассказали?

– Вам ничего не рассказали, – подытоживает Джордж.

Поэтому рассказывают они. Говорят о каком-то новом виде крошечной черной дыры («нерелятивистского типа»), такие теперь встречаются все чаще, но, к счастью, существуют недолго. Говорят о червоточинах и асимметричном излучении, о том, как повезло Малике Ридман, что она сейчас живет и дышит, сидя в этой комнате, а не превратилась в облачко пепла, парящее в реактивной струе, а ведь именно так бы все и было, если бы они полетели в другую сторону. Они говорят, что один конец космического шланга каким-то образом прошел через место, где Земля была двадцать лет назад; а другой буквально прошлой ночью задел атмосферу над восточной частью Тихого океана. Рейс ANA008 оказался не в том месте в целых двух временах и попал под обратный поток.

Они все это говорят, а Малика отвечает:

– Херня полная.

Поэтому Тэми и Джордж показывают ей роботов и беспилотные автомобили, и самопечатающиеся небоскребы, которые больше напоминают животных, чем машины. Подключают к самой невероятной ВР-установке, которую Малика когда-либо видела – в ней даже шлем не нужен, магниты и ультразвук передают звук и изображение прямо в мозг – и вдалбливают картинки чудес и отчаяния прямо в зрительную кору со скоростью 120 кадров в секунду. С каждым чудом все труднее притворяться, что это какой-то хитроумный развод. С каждым кошмаром все больше хочется, чтобы так оно и было. Но в конце концов, много времени не надо. Отрицание Малики раскалывается на куски, как стекло под ударом молотка.

Ей говорят, что сейчас 2037 год.

– Ничего себе.

– Да. Для вас это, должно быть, ужасный шок.

– Нет, странно, но настоящий шок в том, насколько… все это не шокирует.

2037-й. Две тысячи тридцать, сука, седьмой, а все идет так как, если бы кто-то взял кривую в случае обычного хода деятельности и прочертил ее на двадцать лет вперед.

– Знаете, что самое смешное? – Малика позволяет себе горько рассмеяться. – Я думала, что все становится лучше. Возобновляемые источники энергии берут верх. У нас есть беспилотные автомобили. ИИ снятся сны о котах. Я была такой глупой, думала, что у нас вроде как все получается.

– А все и получалось, – говорит ей Джордж. – Просто 2017-й стал началом Темного десятилетия.

– Неудивительно. Я видела инаугурацию. – Тут она понимает, что Джордж и Тэми тоже ее видели, хотя им тогда было лет десять. – Но у нас же был прогресс. Белый дом, может, и засунул голову себе в задницу, но все остальные приняли эстафету. Была же такая большая филантропическая организация, она еще выпустила список важных достижений, которые могут спасти мир, и выдавала деньги тем, кто первым добьется успеха.