Джек Вэнс - Лазурный мир

«На этот счет ничего не могу сказать».

«Но как? Из какого источника? Из воздуха? Из морской воды? Из каких-нибудь плодов, растущих на плоту?»

«Приходи на Орущий плот завтра до полудня. Я все объясню».

«В том числе наименование твоего плота? Почему «Орущий»?»

«Все объясню».

Для того, чтобы ему никто не мешал работать, чтобы случайно проходящие мимо люди не задавали вопросы, и чтобы пожилые мастера гильдий не приставали с непрошеными советами, Кельсо занялся исследованиями на соседнем западном плоту, который ввиду характера его экспериментов прозвали «Орущим». В качестве помощников и сотрудников Кельсо завербовал несколько десятков самых сообразительных молодых людей и девушек, трудившихся с энтузиазмом, удивлявшим их самих.

Два плота разделал пролив шириной всего триста метров, и Скляр Хаст, работая веслами по пути к лаборатории Кельсо, уже представлял себе, как сигнальные башни будут обмениваться сообщениями между двумя плотами. При этом ему пришло в голову, что пора было уже соорудить тренировочные механизмы, чтобы опытные наперсточники не утратили навыки и обучали помощников — искусство наперсточничества нельзя было забывать.

По прибытии на Орущий плот он привязал коракл к примитивному причалу, построенному по просьбе Кельсо. Тропа вела вокруг купы высоких знаменных кустов к участку вокруг центрального шпиля, тщательно очищенному от растительности — здесь поверхность плавучего острова приобрела багрово-коричневый оттенок сырой печени.

Кельсо прилежно трудился, сооружая некое сложное устройство, назначение которого Хаст затруднялся угадать. На три метра в воздух поднималась кубическая рама из стеблей; она поддерживала параллельно поверхности плота кольцо двухметрового диаметра из плетеных прутьев. На кольцо наклеили широкий лист высококачественной оболочки морской поросли, которую очищали скребками, натирали и смазывали маслом, пока она не стала почти идеально прозрачной. Под оболочкой Роджер Кельсо установил короб с золой. Пока Хаст наблюдал за Роджером, тот размешал в воде некоторое количество рыхлой массы, достаточное для приготовления серой глины, каковую Кельсо размял пальцами и костяшками кулаков так, чтобы в глине образовалось углубление в форме блюдца.

Солнце поднималось к зениту; Кельсо подал знак двум помощникам. Один взобрался по мосткам, другой подавал первому ведра с водой. Первый помощник опорожнял ведра на прозрачную пленку, прогнувшуюся под массой жидкости.

Скляр Хаст молча наблюдал за происходящим, не вмешиваясь с лишними глупыми вопросами. Мембрана, заполненная водой до краев, казалось, готова была вот-вот порваться. Кельсо, удовлетворенный наконец приготовлениями, присоединился к Хасту: «У тебя это устройство вызывает недоумение. Но все очень просто. Ведь у тебя есть телескоп?»

«Есть. Полезный инструмент — хотя смола уже помутнела».

«Даже чистейшая, многократно расплавленная и отфильтрованная смола теряет прозрачность, и даже изготовленные самым тщательным образом линзы дают искаженное, неравномерно увеличенное изображение. В Исходных Мирах, по словам Брюне, линзы делали из материала под названием «стекло»».

Солнце достигло зенита; внимание Хаста привлекло нечто необычное, происходившее в коробе с влажной золой. Там появилось раскаленное добела пятно: зола начала шипеть и дымиться. Удивленный, Хаст подошел ближе.

«Стекло, по всей видимости, было бы полезным материалом, — продолжал Кельсо. — Брюне описывает его как смесь веществ, содержащихся в золе, которые он называет «флюсами», с соединением, именуемым «кремнеземом», тоже входящим в состав золы, но обильным также в раковинах морской слизи, которую Брюне называет «планктоном». Тут у меня смесь золы и морской слизи; я соорудил водяную линзу, чтобы сосредоточить солнечный свет. Таким образом я пытаюсь изготовить стекло...»

Он заглянул в короб и слегка приподнял его — так, чтобы изображение солнца максимально сфокусировалось. Раскаленная зола становилась красной, оранжевой, желтой; внезапно она, казалось, осела в коробе. Пользуясь прямым прутом, Кельсо стал продвигать в центр больше золы, пока не задымился весь изготовленный из стеблей короб, после чего Кельсо отодвинул короб в сторону и нетерпеливо присмотрелся к расплавленному материалу в центре: «Что-то твердеет. Что именно, увидим, когда материал остынет».

Он сходил к верстаку и принес другой короб, наполовину заполненный порошковым углем. В центральном углублении покоилась спеченная черно-коричневая лепешка.

«А это что такое?» — спросил Скляр Хаст, уже впечатленный изобретательностью Кельсо.

«Спеченная кровь. Я и мои помощники буквально истекли кровью. Болезненная операция. Когда пускают кровь, люди кричат. Поэтому мой плот называют «Орущим»».

«Но зачем ты пускал себе кровь?» — недоумевал Хаст.

«Опять же, вспомни слова ученого Брюне. Он пишет, что красный цвет человеческой крови объясняется содержанием в ней вещества, которое называется «гемоглобином». Гемоглобин состоит в основном из углерода, кислорода и водорода, но содержит также одну частицу железа. Углерод — главный ингредиент угля, кислород придает воздуху живительную силу, а соединение кислорода с водородом — вода. Но сегодня мы пытаемся получить только небольшое количество железа. Поэтому мы используем кровь. Я выжгу из нее различные неустойчивые жидкие, газовые и вязкие составляющие, чтобы посмотреть на остаток. Если все пойдет хорошо, нам снова удастся получить не испаряющееся железо». Кельсо подвинул короб под линзу. Спеченная кровь раскалилась и задымилась, а затем вспыхнула; распространился тошнотворный запах. Кельсо прищурился, взглянув на солнце: «Линза хорошо работает только тогда, когда солнце светит прямо над головой — времени осталось немного».

«Вместо воды можно было бы использовать прозрачную затвердевшую смолу и поворачивать линзу вслед за солнцем, пока оно движется по небу».

«К сожалению, смола не так прозрачна, как вода, — горестно отозвался Кельсо. — Сок свечного эпифита — желтый. А из ядоскалки сочится жидкость, затуманенная чем-то голубым».

«А если смешать два сока и просветлить желтый пигмент голубым? Может быть, тогда оба пигмента можно было бы отфильтровать или выпарить. Или, вероятно, воду можно загустить отваром костей».

«И то и другое возможно», — согласился Кельсо.

Они повернулись, наблюдая за происходящим со спеченной кровью, теперь превратившейся в нечто вроде тлеющей губки, распадавшейся на угольки. Затем кровь, казалось, неожиданно полностью испарилась с поверхности пылающего угля. Кельсо выхватил свой плетеный тигель из-под водяной линзы.