Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том II [СИ]

Он сошёл с ума . Я подошёл. Он приблизил мордочку бира к моему лицу; розовый язычок проехался по щеке, как тёрка. Я замер, ровно дыша, он пел, бирьи детишки мурлыкали и выражали нескрываемое желание подружиться. Я собрался с духом и погладил бира ‒ совсем как обычного котёнка.

‒ Уходи, ‒ пропел Вил, осторожно опуская детёныша на землю. ‒ Иди тихо… прямо по тропе… Самка на дереве над нами… не чует угрозы, не бойся… Не стой, иди, иди!..

Под его пение я двигался, как во сне, всей кожей чувствуя взгляд огромного хищника. Самка бира ‒ мамаша заботливая и осторожная, и считает врагом любое живое существо, которое, на своё несчастье, очутилось рядом с её потомством. А на врагов она накидывается с такой яростью, что в сравнении с нею взбесившийся от жары бир-самец ‒ просто кроткая домашняя киса.

И эта милая общительная зверушка расположилась на толстой ветке прямо над беззащитным Вилом, окружённым тремя резвящимися котятами. А он, прекрасно сознающий угрозу, смотрел на меня и пел:

‒ Уходи, я иду следом, не делай резких движений, не смотри на неё… только не бойся, иди, иди же! ‒ и медленно шёл ко мне ‒ улыбаясь, блестя глазами, с высоко поднятой головой и румянцем на щеках. Лишь румянец и выдавал волнение… или дело в бирьем шершавом языке? Я ждал нападения каждый миг, но его не было. Она видела нас, она запросто могла нас убить ‒ но почему-то дала нам уйти!

Он замолчал, обогнал меня на узкой тропе и побежал, стремительный и лёгкий, как оленёнок… или ветер ‒ разве олени могут мчаться по лесу так бесшумно? А я, кажется, произвожу столько топота и треска, что наверняка переполошил уже всех биров на полсотни таров в округе…

Я вслед за ним вылетел на нашу полянку и остановился, учащённо дыша. И все ощущения безумной прогулки и предваряющих её безумных дней напали на меня со свежими силами. Вил упал в траву и хохотал. Потом вскочил. Его лицо разгорелось ещё пуще; глаза сияли восторгом.

‒ Ты видел? Мерцанье, Энт, я…

Боги, что же мне делать?! От выдержки моей остались одни лохмотья, да и те всё меньше и меньше!

‒ Энт? ‒ он удивлённо коснулся моей руки: ‒ Ты дрожишь… тебе холодно? Бег должен бы согревать.

‒ Тебя стоило бы высечь за такие игры, ‒ пробормотал я, избегая его взгляда.

‒ Ну, попробуй. ‒ Он рассмеялся: ‒ А что я сделал, Рыцарь? Немножко выпачкал тебя в грязи? Так отмойся и смени одежду. А нам надо было пахнуть лесом, или они бы не вышли, они пугливые. Энт, ну кончай дуться! Ведь малыши тебе понравились, правда? Такие ласковые, доверчивые.

‒ Ты сумасшедший, ‒ процедил я, из последних сил сдерживаясь.

‒ Да, ‒ смеясь, согласился он. ‒ Но со мной ты не умрёшь от скуки. Кто ещё мог дать тебе погладить бира? Энт, мы так давно не сражались! Потанцуй со мной. Хоть немножко. А то я всё перезабуду.

‒ У тебя нет меча, ‒ с трудом выговорил я. Но он уже протягивал мне мой собственный меч, а сам подхватил палку, прямую и длинную… ту, с которой защищал меня от разбойников почти знак назад.

‒ Я не могу с тобой танцевать с настоящим мечом.

‒ Можешь, ‒ заверил он. ‒ Тебя учили этому десять лет, Рыцарь. Очень даже можешь, или грош цена боевому искусству Ордена, а я, между прочим, в него верю. Ну, давай!

Находясь в каком-то странном душевном оцепенении, я встал в первую позицию и поднял меч ‒ и он вырвался от меня, едва палка Вила его коснулась. Я опустился на колени и закрыл лицо руками. Конец, конец моему мужеству, моему терпению… Я тяжело дышал, пытаясь не издать ни единого звука: стоит дать волю чувствам, и я зарыдаю так неистово и неудержимо, что сердце просто разорвётся…

Он отвёл мои руки от лица (я безуспешно пытался сопротивляться) и тепло улыбнулся, совсем как в счастливые дни, когда ни Дара, пробуждённого по моей вине, ни проклятой Книги меж нами не стояло.

‒ Ты не стал хуже сражаться, Энт. Ничуточки. Я выбрал неудачное время, вот и всё.

‒ Я больше не могу, ‒ прошептал я. ‒ Не могу. Нет. Этого для меня слишком много…

‒ Много чего? ‒ обеспокоенно спросил он. ‒ Леса? Возни с охотой, готовкой и грязной посудой? Или ты о бирах? Я хотел тебя порадовать, развлечь, ты тут скучаешь. Они такие славные.

‒ Порадовать своей смертью?! Тебе казалось, если я увижу тебя в зубах у бира, это меня развлечёт?!

‒ При чём тут зубы? Я не повёл бы тебя туда, где опасно! ‒ он нахмурился. ‒ Ты сомневаешься?

Я в отчаянии склонил голову.

‒ Как тут не сомневаться?! Ты говорил, пробуждение ведёт к Исходу или безумию, но Исхода нет, а твои глаза… и всё, всё, каждый день… ‒ я понял, что начинаю всхлипывать, и поспешно замолчал.

‒ Но Исход был… давно. ‒ Вил потёр лоб, причудливым узором размазав по нему грязь. ‒ Я разве не сказал тебе? Почему, ради Мерцанья, ты не спрашивал? Так и спятить недолго, целый знак ничего не знать и бояться! Если ты меня не простишь и немедленно уйдёшь ‒ по-моему, я не удивлюсь.

‒ Зато я удивлюсь, ‒ хмуро отозвался я. ‒ Мёрзнуть так долго ‒ и уйти, едва потеплело? Потрясающая глупость. Или ты к моим глупостям уже слишком привык, чтоб удивляться?

Вил расхохотался.

‒ Да ты всегда поступаешь разумно! Кто уверял, будто никогда не отпускает поводьев? Решил, что я сошёл с ума, и вёл себя именно так, как надо вести себя с сумасшедшими! И с бирами тоже… Если бы ты ещё не был таким сдержанным! ‒ он мгновенно посерьёзнел. ‒ Эта твоя манера терпеть боль молча ‒ вот уж её-то разумной не назовёшь. Мне и в голову не приходило, что ты о чём-то беспокоишься.

‒ Мне и в голову не приходило, что ты вообще меня замечаешь иногда! ‒ вырвалось у меня.

‒ Почти не замечал, ‒ спокойно признал он. ‒ Все мои мысли принадлежали Мерцанию. Мне нужно было уйти в мелодии Чар глубоко, как только возможно, не теряя и Сумрака… Я не был тебе приятной компанией ‒ а ты очень терпелив со мною. Больше, чем я заслуживаю. Всегда.

‒ Вовсе нет, ‒ пробормотал я, не зная, куда деться от стыда: я виноват, и я же ещё смею упрекать его!

‒ Да, Энт. Ты дал мне больше, чем можно ждать от самого преданного друга: голос Кружев и способ выучиться петь. ‒ Он усмехнулся: ‒ А котятам я понравился. И вправду все звери любят Чар-Вэй. Так мурлыкали! А маленький не хотел от меня уходить, видел? Цеплялся…

‒ Ты не Чар-Вэй!

‒ Исход состоялся. ‒ Вил внимательно глядел на меня. ‒ Конечно, я Чар-Вэй теперь, Рыцарь.

Манящий и страшный огонь, ледяной огонь Предвечной Тьмы, бился в огромных чёрных глазах…

‒ А котята были ужасно славные, ‒ сказал я. ‒ Малыш меня облизал. Я думал, он мне всю кожу со щеки сдерёт своим шершавым языком. Вот жалко будет, если потом взбесится от жары… ‒ и, помолчав, осторожно спросил ‒ в сущности, зная ответ: ‒ Ты ведь и раньше там был? Не наугад шёл?

Он глядел чуть снисходительно (к этому я уже привык), но ещё и как-то по-взрослому заботливо.