Алистер Лоуренс - Соната лунной принцессы [СИ]

Девушка извивалась змеей от боли, как только скальпель прошел в белое тело между ребрами. Мы с Брауном вдвоем едва смогли удержать ее. Из утробы Элизабет вырвался глухой стон.

— Лизи, дорогая, потерпи… — Бормотал я, когда бородатый лекарь делал свое дело.

Знахарь мастерски, словно на соревнованиях на скорость, сделал разрез и ввел прозрачную трубку, прикрепленную к баночке — дренажу, по которой вскоре устремилась темная кровь. Вместе с тем, кровь пошла и горлом. Элизабет задыхалась. Ее глаза испуганно смотрели на меня, вопрошая, все ли хорошо?

— Черт. Кровь в легких. — Бормотал он. — Помоги мне. — Старик повернул Элизабет на бок, что бы та смогла откашляться. — Держи ее голову, только крепче, вот так, изо всех сил.

— Да!

Выполнить поручение оказалось труднее, чем я думал. Элизабет то и дело норовила принять другую позу.

— Саймон! Неси сюда лед, быстро! — Прогремел голос Знахаря.

Юнец юркнул в проем, и вскоре вновь показался с мешочком льда.

— Держи вот тут! Холод должен помочь остановить кровь. — Браун обратился ко мне.

Лиз сперва кашляла кровавыми сгустками, корчилась и стонала от боли, а после вовсе потеряла сознание.

— Элизабет… Держись, дорогая. Ты должна, не сдавайся, слышишь. — Говорил я. — Она ведь будет жить?

— Элизабет — сильная девушка… Она поправится, я уверен. — Успокаивал меня старик, протирая мокрой салфеткой ее перепачканные кровью губы и щеки.

— Вот и все, Лиз. Скоро все наладится… Слышишь? — Спросил я на автомате, ведь Лиз уже впала в забытье. Так, что все старания прошли даром.

— Она не слышит тебя. Ей нужен сон… Побудь с ней и зови меня немедленно, если ее состояние ухудшится. Остается только надеяться. Я сделал все, что мог.

Знахарь укрыл Лиз чистым одеялом, и велел менять компресс на лбу как можно чаще.

Ночью Лизи лихорадило. Она то и дело приходила в себя, бредила и пыталась высвободиться от торчащего из ребер шланга. Видимо он доставлял немало неприятных ощущений. Я, само собой, препятствовал ее действиям. Убирать дренаж было нельзя.

— Нет, пожалуйста, нет! Крис… — Лизи мерещилась жизнь в неволе? — Не могу больше. Спаси меня! — Девушка широко раскрыла стеклянные глаза, уставилась на меня, потом на Саймона, но, не узнала, кажется, никого. — Крис…

— Дорогая, это я. — Мне не оставалось ничего, кроме как попытаться успокоить ее. — Все хорошо. Ты выздоровеешь, потерпи немного.

— Крис. Умоляю, прости меня! Это моя вина… Моя!

Какие картины пролетали перед глазами, покрытыми пеленой, осталось загадкой. Но, коль Кристоферу отводилась главная роль — мерещилось нечто из тюремного заключения или момента побега.

Так, до самого рассвета я менял компрессы на ее горячем лбу, а Саймон помогал менять воду. Так проходил час за часом, и к утру я всерьез стал опасаться за жизнь Элизабет. Сознание не возвращалось (не считая вспышек бреда), жар не спадал, галлюцинации не отпускали девушку из своих крепких объятий.

— Крис… Он идет за мной! Он хочет убить нас! — Бормотала она в очередном приступе горячки. — Они уже близко! Нет! Уходите прочь! Не отдавай меня им! Рэт… Они убили Криса, теперь убьют и нас!

Утром же, после долгих часов иллюзий, то исчезающих, то появляющихся вновь, мне на мгновение показалось, будто тело Элизабет как-то неестественно напряглось и тут же расслабилось, а в глазах, широко открывшихся всего на мгновение — проблеснул зловещий огненно-оранжевый свет. Девушка погрузилась в сон, и я не придал этому странному явлению никакого значения, списав все на собственную усталость. Мало ли, померещилось.

Утром (имеется ввиду астрономическим) мне сделалось немного спокойнее, но все так же не спалось. Я слабо улавливал течение времени, которое под землей имело лишь номинальное значение. Держу пари, Знахарь не знает даже какой сейчас год, не говоря уже о более точной дате…

— Как она? — Мои размышления прервал Саймон.

— Пока не знаю. Жар не спадает. — Ответил я. — Кстати, а ты почему не спишь? Глаз ведь не сомкнул ночью.

— Не хочется. — Юнец пожал плечами. — А тебе?

— Тоже не хочется. — На самом деле, все предельно просто: я переживал за жизнь Лиз. Ни о каком сне не может идти и речи, когда любимый человек страдает, находясь на волосок от гибели. — А вот тебе надо поспать, малец.

— Волнуешься? И из-за этого не спишь? — Хрюк не обратил на мое замечание ровным счетом никакого внимания.

— Да. А как же.

— Я тоже волнуюсь. Вы добрые и хорошие друзья. — Саймон улыбнулся, как могут улыбаться только дети, искренне, от души, а не потому что надо, как зачастую делают взрослые. — Хочешь, я присмотрю за Лиз, а ты отдохнешь?

— Хочу. Но сперва поспать должен ты. Договорились?

— Договорились. Я скоро. — Юнец словно испарился, оставив меня наедине.

Так-то лучше. Он совсем мал, нельзя просто так бодрствовать всю ночь напролет. Для неокрепшего организма это вредно, впрочем, как и для окрепшего тоже. Уверен, рано или поздно, усталость скажется и на мне.

Впрочем, через несколько часов, Саймон возвратился вновь, с нечёсаной головой, явно не выспавшийся и уставший.

— Прости, я долго. Разоспался. — Оправдывался юнец, сладко зевнув и потянулся, будто маленький котенок.

— Ты же почти не спал. — Возразил я. — Так не честно.

— Честно-честно. Теперь твоя очередь. А не то, я обижусь! — Саймон сложил руки на груди, нахмурил брови и отвернулся. — Ты пообещал. Держи слово. Ведешь себя, как ребенок.

— Хорошо, хорошо. Уговорил. Правда, не знаю, смогу ли уснуть… Если что — сразу буди. Менять компресс на лбу каждые пятнадцать минут, так сказал папа. — Кажется, выбора у меня не было, кроме как согласиться. Спать мне почти не хотелось, но не обижать же ребенка.

— Знаю. Не уснешь. Папа дал мне это. — Мальчишка протянул мне пузырек с белой жидкостью. — Это поможет, только будь осторожен, это крепкий алкоголь.

— Нет. Спасибо. Настоящие шпионы не пьют. Мы же всегда на задании.

Кажется, фраза про шпионов, повергла Саймона в неописуемый восторг. Он светился от счастья и послушно спрятал пузырек обратно в карман. А я прилег на твердую деревянную кровать за шторкой и закрыл глаза в надежде заснуть.

Так мы провели весь день и всю ночь, по очереди сменяя друг друга. Сперва мы условились дежурить по два часа, но ни я, ни Саймон не решались будить друг друга, когда подходило время. Юнец даже обиделся однажды (я не будил его, и он смог поспать в два раза дольше), но потом быстро остыл. Шпионы ведь не обижаются, верно?

— Как проходило твое детство? Наверное, грустно, взаперти? — Спросил как-то я, когда мы оба побороли усталость и немного набрались сил.

— Нет, у нас много интересного. Ты видел станцию, верно? — Мальчик хмыкнул. — Это еще что. Над нашими головами целый городок, многие ходы замурованы, но некоторые — почему-то нет. Я люблю гулять по ним, но больше всего мне нравится слушать звуки падающей воды с потолка в одном из дальних уголков: «кап, кап». Или, когда отец не видит, прогуляться посреди заброшенных вагонов в поисках чего-то ценного. Иногда мне влетает от папы, конечно. Он считает, что там слишком опасно и не позволяет высовываться дальше кухни. Но я убегаю все равно. — Мальчишка хихикнул.