Юрий Леляков - Точка в памяти миров [СИ]

— Мы ничего сейчас не думаем! Мы в ужасе от того, что мы узнали! А вот они думают — что или ты через пятнадцать минут сам придёшь к ним, или они назавтра подадут в суд! На нас на всех… Ты это понимаешь?..

…— Так это… совершенно серьёзно?.. (Явно — снова пропуск.)…Сам, ночью, совсем без одежды, со связанными за спиной руками? Это… буквально? Так я вас понял? То есть… вы — их? Я разденусь, вы свяжете мне руки, и я… пойду?

— Совершенно серьёзно, — подтвердил отец. — Теперь ты понял, что натворил? И какова цена этого поступка?

— И… как я их найду? Я там никогда не был…

— Это недалеко, — ответила мать. — 17-й дом по нашей улице. Там будет гореть окно. Сейчас уже ночь, все спят, никто больше не увидит…

— Так я… раздеваюсь? На самом деле? — он ещё не мог поверить.

— Да, и пойми всё как есть. Ты же, наверно, слышал — что хотели сделать с тобой. А мы уговорили — чтобы только по… этому месту и по ногам. По рукам — не будут. Но пойми: то, что ты сделал — страшно…

(И вот — ночной подъезд.

Проскользнул, трудом дверь открыв локтем связанной руки…)

…— Ну, как ты? После… этого?

— Они меня… и по ногам тоже, — прошептал он (уже в темноте коридора, в квартире). — По грязным, как есть… А что-то острое по дороге пристало — так они мне прямо в кожу впечатали. Taк больно… Обратно — еле дошёл…

— Ну, этого мы не ожидали… — раздался в ответ шёпот матери. — Мы же их уговорили…

— Да, кто мог знать, — растерянным был и голос отца. — Что ж, проходи в комнату, посмотрим…

— И что, могли подать в суд? За стенд, за его глаз? Нет, я понимаю — виноват… Нo не нарочно опрокинул стенд! И в глаз ему совсем не хотел попасть…

— Подожди… Какой стенд? Какой глаз? — переспросил отец. — Ты разве не понял: за что это? В чём тут дело?

— Ну, так… за то что случилось в школе! За эту драку… Когда я опрокинул стенд — и… его увезла «скорая помощь»! А я этого не хотел… И — его самого дома не было. Только его брат… присутствовал…

— Какой брат? — шёпот матери стал ещё недоуменнее. — Кого ты имеешь в виду?

— Ну, младший, где-то третьего класса…

— И он сейчас не спал? В 2 часа ночи? И… видел?

— Подожди… — начал отец. — У него нет никакого брата! Это — он сам… Так — ты, что, даже не помнишь: с кем говорил в школе, в туалете? И — о чём? Что ему предлагал?

— Кому? Я его первый раз видел! Ну, может, встречал где-то в школе — но это точно не он!

— А вот это нам уже совсем не нравится, — посуровел голос отца. — Если не помнишь такое, обманываешь нас… Но ты должен помнить — с кем из младших говорил в школе, о чём! Такое — не забудешь…

— Но я не помню! Нет, так и лежать не могу…

— Подожди, — в голосе матери послышались интонации страшной догадки. — Ты в каком доме был? В 17-м? Сейчас найду в справочнике… Дом 15… Ничего не понимаю! И ты хоть там высоко поднимался?

— Второй этаж. Или третий… Не помню уже…

— Но они живут на пятом! Я точно знаю… Я сейчас звоню им…

…— Ничего не понимаю, — совсем в шоке повторила она (после очередного пропуска.) — Сами удивляются, зачем звонила им сейчас… И никакой стенд, говорят — никто не повредил, не опрокинул, и в глаз — никто никому не попал! И сам он — дома, а не в больнице… Где же ты был, у кого? Зачем нам звонили? Что ты кому сделал… такого?

— Так… не было? — поле зрения сместилось, и Иван увидел себя, уже перебинтованным, в зеркале. — А за что же… Какой страшный поступок я совершил? И уже сам думал, что — правда… А — ничего не было?

— То есть, считаешь: всё — из-за той драки? — переспросил отец. — Больше ни в чём не чувствуешь вины? Только в этом? И ни о чём… особенном — ни с кем из младших не говорил?

— Ну, чтобы чувствовать, что… стыдно? — уточнила мать. — Такой позор, о котором нельзя рассказать?

— Нет… И вы даже не знали… вместо того, чтобы включить магнитофон, записать этот разговор, подать на них самих в суд — отправили меня туда…

— Но мы же думали — правда… А теперь что делать? Кому и как расскажешь такое? — прошептал отец.

— Как мы могли подумать такое о тебе… Прости нас, если можешь…

— Да нет… Почему? — в нём будто что-то перевернулось, и он испугался своего взгляда в зеркале. В мгновения рушилось всё: жизнь, семья, судьба! — Вы же и так, взрослые — всегда правы! Вам — можно всё! А я — всегда виноват! Кто бы что ни соврал…

…— И он сломался, — было сказано уже человеку в белом халате, входившему в квартиру. — Пятый день почти всё время молчит, ни на что не реагирует. Порвал какие-то свои тетради, о которых даже я не знала… Он что-то своё писал раньше… И я вам открыла такую ужасную тайну! Теперь уже не знаю, что делать… Что за подлец нам звонил, как мы могли поверить ему? Но говорил так убедительно…

— А может, и верить надо больше своим детям, чем кому попало? — ответил тот, в белом халате (голос был странно знаком!). — Ну мы, конечно, попробуем сделать, что сможем, но учтите — это травма на всю жизнь. И вот что вы сами — уж точно не забудете никогда…

(И, не дав опомниться — всё смахнуло серой пеленой.

И…)

…— Так вы хоть что-то записали? — спросил Иван, стоя у шкафа.

— Почти ничего, — донёсся голос отца. — Так что никаким доказательством для суда не будет. И теперь — давай начистоту… Как считаешь: всё-таки в чём-то виноват — или нет?

— Виноват, конечно. Но… вы считаете, это правильно? Со мной за это надо — вот так?

— Это очень страшный поступок, пойми! И надо, чтобы ты запомнил его цену на всю жизнь… Или — они через пятнадцать минут ложатся спать, а завтра подают в суд! Ты этого хочешь? А так… Поверь — тебе станет легче! И мы хотим — чтобы ты вернулся к нам тем нашим сыном, которого мы знали…

…— Тебе страшно? — ещё остановил его шепот матери у самой двери.

— Страшно, как это у меня вышло… такое. А теперь открой дверь — а то сам не смогу. Руки связаны…

— Ну, ты хоть верно всё понимаешь, — сказал отец, открывая дверь. — А потом ты вернёшься — и будешь помнить…

(Но снова — мгновения того же финала, с психиатром…

Да — тем, первым, в истории с Захаром!

И сразу — пелена, и…)

…— Так что, они придут сюда? К нам домой? — спросил Иван, уже с кровати в другой комнате. — Чтобы сечь меня? Это серьёзно?

— Пойми: после того, что ты сделал, считают себя очень оскорблёнными, — ответил голос отца. — И ничего не намерены тебе простить…

— Но вы… согласитесь? Чтобы меня, тут, при вас… Как будто я — не советский школьник, а какой-то древний… даже не знаю, кто! Хотя — я очень виноват, я понимаю. И это нельзя так простить. Но — тоже не по закону…

— И… тебе страшно? — уже сочувственно прозвучал голос матери. — Мы же с тобой никогда так не поступали…

— Я говорю: вообще так нельзя… И просто не верится, что — всерьёз! Но я же всерьёз сделал это… Так я, что… снимаю трусы, привязываю себя за ноги — и жду?..