Николай Толстой - Цари мира [Русский оккультный роман. Т. VIII]

Наконец извозчик остановился: Жанна была в Пасси, перед домом, где жила Габриэль.

— Здесь живет Габриэль Лекуврер? — спросила она камеристку.

— Здесь, — ответила та, видя даму, приехавшую в фиакре. — Только ее сейчас нет дома. Она в ателье на улице Николо. Там она служит надсмотрщицей над белошвейками.

— Далеко это?

— Нет, пройдите по улице Анонсиасьон до рынка Пасси, там повернете на улицу Пасси. Первая улица на противоположную сторону, то есть налево, будет рю Николо. Третий дом на правой руке, на углу рю Виталь.

Жанна поблагодарила и велела извозчику, взятому на час (он иначе с вокзала не соглашался так далеко ехать), довезти ее до ателье.

Извозчик знал лучше консьержи, где улица Николо. Он повернул в противоположную сторону и, проехав проулком мимо церкви и бань, очутился тут как раз против искомой улицы. Еще минута, и вдова Дюпон (мы ее теперь так будем звать) остановилась у ателье, содержимого на средства благотворительных дам Парижа, под высоким наблюдением его преосвященства кардинала Ришара.

Вдова Лекуврер осталась после мужа, умершего в Мартинике, во время одного из часто там бывавших землетрясений, после двухлетнего замужества, с годовалым ребенком.

Ее покойный муж отправился в Антильские острова по поручению фирмы «Пти Тома», в которой служил доверенным лицом. После его смерти торговый дом послал ей небольшую пенсию, а друзья из клиентуры устроили ее на небольшое ответственное место в дамской благотворительной мастерской.

Жанну проводили в приемную комнату. Через минуту вышла Габриэль и, думая видеть заказчицу, приветливо улыбаясь, спросила:

— Чем можем служить?

В ответ Жанна протянула письмо, данное ей сестрой Анри. Габриэль попросила гостью садиться, а сама, стоя, стала читать. По мере того, как она читала, ее лицо выражало все больший и больший интерес. Окончив письмо, она бросилась к Жанне, обняла ее и сказала:

— Мадам Дюпон! Вы вдова брата моей благодетельницы сестры Марии! Я для вас все, все, все сделаю, что только вам нужно! Какой ужас — убийство вашего мужа! У меня тоже недавно муж погиб на землетрясении и я только через месяц узнала о его смерти! О, как я вас понимаю и вам сочувствую! Подождите немного, я отпрошусь у директрисы и вас провожу к себе, у меня немного места, но мы с То-то потеснимся и устроимся вместе. Мы будем дружны, не правда ли? — сказала она, ласково обняв Жанну. — У нас в ателье есть ученицы старше вас!

Жанна, смущенная таким потоком слов, не знала, что отвечать, но упоминание об Анри и добрые слова и ласка ее новой подруги ее снова ввели в слезы. Не дожидаясь ответа, Габриэль, сама еще молодая женщина, вспорхнула и, живо собравшись и спросившись у начальницы, которой импонировало письмо монахини, явилась обратно и, взяв под руку Жанну, повела ее к себе на улицу Анонсиасьон, в дом против бывшего монастыря кармелиток, на четвертом этаже, из окон которого был виден, как на ладони, монастырский двор.

Антонио проснулся с тяжелой головой и первую минуту не мог определить, где он очутился. Он лежал на диване в незнакомом месте. Кругом стояли мольберты, полотна с картинами. Он вспомнил, что он у художника, и все, что происходило накануне, и ему стало стыдно и досадно на себя.

Он встал, с удовольствием умылся свежей водой из умывальника, оделся, и, взглянув в соседнюю комнату, где еще спали его приятели, вышел на улицу. Было чудное, восхитительное утро. На Корсо царило обычное оживление. Антонио зашел в небольшую кофейню, спросил «капучино» [35] … «капучино» — кофе с желтком яйца ( Прим. авт .). и бумагу и принялся писать письмо Папе.

«Санто падре (писал он), я не в силах перенести положенное на меня испытание. Я обращаюсь всей каюсь и прошу безотлагательного отпущения, получив которое, я буду до конца дней моих верным служителем Святой Церкви. Прошу позволить мне удалиться в один из загородных монастырей, где бы я уединенной работой и добровольным молитвенным подвигом мог доказать свою ревность к Святой Вере и чистосердечность моего раскаяния».

Запечатав письмо и надписав адрес: «Ватикан, Его святейшеству Папе», он отнес его на главную почту, где сдал заказным бесплатно, так как на всем протяжении итальянского государства, в силу закона о гарантиях, письма, адресованные Папе, как и те, которые адресованы королю, не оплачиваются. Сделав это, Антонио почувствовал облегчение.

Да, надо было кончить, он поступил правильно, и Папа, наверное, поймет его.

Воспоминание об отвратительной вчерашней оргии вызвало краску на его лице. И он, старик, затесался в эту компанию! Он бы должен был уйти и остался, чтобы служить посмешищем молодежи! Нет, он должен себе сознаться, что он нарочно не уходил: его давно тянуло испытать и этот, самый гнусный вид разврата с девушками, развратными до мозга костей, но сохраняющими телесную невинность до выгодного случая! И он был вчера как раз свидетелем и соучастником такого случая! Богач ди Бролио, после того, как всякие гадости были совершены его товарищами на все способы, дал по стофранковому билету каждой из натурщиц и получил то, что до него не было доступно для его более бедных друзей.

Выйдя из почтамта, Антонио встретился с вышедшим из церкви Святого Сильвестра английским священником, которого он когда-то знал. Тот с изумлением на него посмотрел, видя его в сутане. Антонио прямо подошел к нему и сказал:

— Вы меня не узнаете? Я Делла-Кампо, вернулся в Католическую церковь, и вчера сам Святой отец меня принял.

Тот протянул два пальца своей руки с некоторым недоверием.

— Вы не верите? Справьтесь в Инквизиции.

— Хорошо, поздравляю вас, но, извините, мне некогда.

Эта встреча немного охладила Антонио. Но он решил не унывать. Он пошел по направлению к Пантеону. Дорогой его встретили еще два знакомых священника и оба отвернулись. У Пантеона попался ему навстречу старичок, настоятель французской церкви, монсеньор д'Арманьян. Этот на него взглянул и поздоровался. Очевидно, он уже знал о его возвращении.

— Монсеньор, — сказал Делла-Кампо, — я прошу вас вернуть мне вашу прежнюю дружбу.

— Сеньор аббат, — ответил тот, — я был дружен с вами, пока вы были каноником Святого Петра. Я очень рад вашему возвращению, но теперь дружба с вами меня может компрометировать. К тому же ваши денежные обстоятельства, как я слышал, неважны, и потому я отклоняюсь от дружбы, которая бы меня обязывала вам помогать…

Антонио не дослушал циничного монсеньора и поспешил от него отойти. Не решаясь более подходить ни к одному из бывших знакомых, он проплутал до вечера по улицам Вечного города, и около семи часов, когда прозвонили Аве-Мария, отправился за ответом в Ватикан. После бесконечно долгого сидения в полной посетителями прихожей папского статс-секретаря кардинала Рамполы, этот, наконец, принял его.