Николай Толстой - Цари мира [Русский оккультный роман. Т. VIII]

На тропиках ночь наступает почти мгновенно за исчезновением солнца за горизонтом. Этого времени дождались наши друзья, чтобы не привлечь ничьих взглядов на свои опыты.

— Пора, — сказал механик.

Ланглене и его друг подошли к машине, казавшейся еще таинственнее в сумраке. Сбоку, под крылом, было отверстие вроде дверцы, в которое они и вошли. Несколько электрических лампочек освещали внутренность. Посреди шел стержень винта, заключенный в футляре; сесть пришлось верхом на него, на мягкие и прочные седла.

Так же уселся и механик — спереди; перед ним возвышалось колесо вроде рулевого и два ряда рычагов и кранов. Электричество было погашено, и друзья увидели, что весь верх бока и передняя часть машины совершенно прозрачны, точно сделаны из хрусталя и стекла. Механик нажал рычаг, и машина, как птица, взмахнула крыльями и поднялась на воздух; еще несколько взмахов, и заработал винт. Крылья распростерлись, как у парящей птицы, и аэронеф полетел, как стрела, по прямому направлению.

— Держитесь крепче ногами, — сказал механик, — мы сейчас начнем наши опыты.

— Поворот налево!

Машина слегка накренилась на левый бок, и поворот был исполнен.

— Подъем кверху!

Заработали крылья.

— Вниз по плоскости!

Аэронеф опустился передней частью вниз, распростер крылья и плавно скатился по воздуху, точно с горы, причем движение ускорилось.

— Спираль по верху!

Это было исполнено с замечательной ловкостью.

— Вниз!

Аппарат сложил крылья и, как орел, бросился с высоты наземь. Не долетев до поверхности моря саженей пять, он снова взмахнул крылами и без дальнейших остановок возвратился к своему ангару, куда и влетел, не задев ни за что, и опустился на самую середину его пола. Электричество опять осветило внутренность, и Ланглене спросил своего друга, как он находит его машину.

— Непостижимо! — ответил тот. — Да, вы действительно вправе утверждать, что задача вами решена!

С этого дня опыты повторялись каждой ночью. Их, скорее, следовало бы назвать упражнениями, так как опыт уже был сделан и оказался вполне удовлетворителен.

Теперь же механик Бризан набивал себе руку и знакомил своего патрона и его друга с деталями управления аэронефом. Несколько раз, когда они брались за руль, чуть не случались катастрофы и мотор летел турманом книзу, и только скорое и находчивое вмешательство Бризана спасало их от купания в океане.

Наконец наступил день отъезда корабля из Гваделупы, с которым Лекуврер должен был возвратиться во Францию.

Ланглене и Бризан его провожали.

— Дорогой друг, — сказал первый, — я все свое состояние употребил на это дело. Воспользоваться этим изобретением я не в состоянии, хотя желал бы, чтобы оно послужило для общего человеческого блага. Бризан специалист и весь поглощен своими машинами и моторами. Поэтому вся моя надежда на вас, что вы, Рене, используете его на общее благо. Вы молоды и энергичны. Поезжайте в Европу, ликвидируйте ваши дела с фирмой «Пти Тома» и возвращайтесь сюда с вашим семейством. Нам предстоит еще много дела и работы вместе. Наш аэронеф послужит могущественным средством для сплочения людей в одну семью и первым звеном для искоренения войн, таможен и даже границ. Только бы он не попал в руки злых людей и не сделался бы орудием насилия! Поэтому я так ревниво его и оберегаю.

Лекуврер обещал вернуться и посвятить свою жизнь этому делу.

Бризан прибавил:

— Наше изобретение создает переворот не только в социальном, но и в экономическом строе.

— Но так, — сказал Ланглене, — оно послужит звеном к более изумительным открытиям не только по части воздухоплавания и передвижения вообще, но и по другим отраслям технического искусства! Что же касается исследования земной поверхности и ее тайн, то, благодаря аэронефу, оно перестало быть сопряжено с трудностями, и все препятствия превзойдены. В смелых руках эта машина способна доставить и богатство, и могущество, и власть над всем миром.

После первых минут сладостного свидания Лекуврер объявил жене, что он принужден оставить фирму «Пти Тома» и переселиться на Антильские острова, куда повезет и ее и ребенка. Он не объяснил причины, сказав только, что нашел место, лучше оплачиваемое. В действительности, он не знал, какую роль он будет играть в деле изобретения Ланглене и сколько будет у него получать. Все это он надеялся выяснить письменно, будучи от природы человеком очень застенчивым и любящим изъясняться письменно и избегать устных переговоров о вещах более или менее деликатных. Он очень удивился, когда Габриэль ему рассказала историю Жанны и сказала ему, что она ее взяла жить к себе по просьбе госпожи Дюпон. Рене ничего не сказал, но видно было, что это ему неприятно. Жанна, между тем, чтобы не стеснять супругов, устроилась в другой комнате и раздумывала о том, как ей теперь быть. Она решила переехать и приняться за прежнее ремесло. Она не унывала, эта бодрая женщина, у нее была цель в жизни: ее будущий ребенок.

Совершив двойное убийство, Лебюфон и не думал скрываться. Он тотчас же отправился с бумагами в Гренобль, в ложу «Объединенных искусств», где дал подробный отчет о крушении «Ла-Стеллы» и о совершенном по приказанию высшего начальства убийстве. В доказательство последнего он представил бумагу следующего содержания:

Свобода. Равенство. Братство.

Генеральный секретариат Ордена «Великий Восток Франции».

Верховный Совет для Франции и французских колоний О*.

Рю-Каде, 16, Париж 16.

Сообщение достопочтенным* Лож, к которым принадлежат судебные делегаты.

Параграф 303 Генерального регламента.

Париж, 25 августа 1900. Достопочтенным* Ложи* Объединенных Искусств в Гренобле.

Весьма* Дорогие* Братья Поручаем вам принять к сведению, что достопочтенные де Коржак и Лебюфон, наши братья, посланы нами для приведения в исполнение нашего судебного приговора относительно виновника взрыва в Тулоне и всех его соучастников.

Подписано:

Иоаким Гольдблат* секретарь.

Скрепил:

Моиз Френкель* субсекретарь [37] … Иоаким Гольдблат… Моиз Френкель — Подчеркнуто еврейские имена и фамилии свидетельствуют, что автор, очевидно, разделял антисемитские взгляды всевозможных разоблачителей «жидомасонства». Однако в романе Толстой проводит их скрытно — например, изображая дрейфусаров масонами — и не опускается до откровенной юдофобии. .

Лебюфон промолчал об убийстве товарища. На вопрос о капитане он заявил, что тот погиб на «Ла-Стелле». Лебюфон еще был в Гренобле, где рассматривал похищенные им документы, как ложа «Объединенных искусств» получила из Генуи телеграфное сообщение: