Николай Толстой - Цари мира [Русский оккультный роман. Т. VIII]

— Мосье, — ответила Жанна, — вы напрасно сердитесь и напрасно выдумываете всякие сказки, от которых уснешь стоя. Теперь я уже не верю, что вы нотариус. Если вы то, что говорите, я сама к вам приду, а пока прощайте.

Нотариус послал ко всем чертям щепетильность своей клиентки и стал спускаться с лестницы. На его счастье, вернее, на счастье Жанны, в это время поднялись по лестнице консьерж и его жена. Они уговорили нотариуса подождать и сами постучали к Жанне, которая узнав, что это они, открыла. Следом за ними вошел нотариус, обмахиваясь большим фуляровым платком и обтирая им свое покрасневшее от усталости и раздражения лицо.

— Извините, мэтр, что я вас сразу не впустила, — начала Жанна.

— Мне ваших извинений не надо, сударыня, потрудитесь получить и расписаться в получении.

И он протянул ей пакет, на котором стояло:

«Госпоже Жанне Субиррус, вдове инженера Анри Дюпона, убитого в Савойе.

Все находящееся в пакете принадлежит вашему покойному мужу и должно теперь принадлежать его жене и ребенку. Простите раскаявшегося и покончившего с собой убийцу, действовавшего по приказанию других».

— Что это значит?

— Вероятно, этот пакет найден был убийцей на теле Дюпона. Чтобы успокоить совесть, он пересылает его вам.

Жанна вскрыла пакет. Там оказались бумаги, устанавливающие владение вдовой Дюпон недвижимой земельной собственностью с алмазными россыпями в центральной Австралии, всего на сумму несколько миллионов долларов.

— Эти бумаги не Анри и не могут быть ими, — сказала Жанна, — и потому я отказываюсь их принять.

— Вы не имеете права отказываться, сударыня, — сказал нотариус. — Это принадлежит не столько вам, как вашему будущему ребенку. Конечно, это не те бумаги, которые были на вашем покойном муже. Убийца мне возвратил подлинные документы, я выправил ваши права наследства, не зная, где вас найти, без вас, а теперь, когда я заочно ввел вас в эти права, то и принес в пакете бумаги, которые удостоверяют ваше право на собственность. Будьте добры, распишитесь в получении.

Делать было нечего, и Жанна расписалась.

— А теперь позвольте дать вам совет. Положите эти бумаги в банк. Завтра я вам доставлю все остальные документы, а также полученные мной на ваше имя деньги с этих россыпей. Сейчас же могу ссудить вас, если позволите, несколькими тысячами франков…

— Мерси! Дайте мне сто су на катушки и моток белой шерсти. У меня все нитки вышли и нечем заштопать Тото штанишки. Очень благодарна. Как это кстати, а то у меня и денег больше не было. Так до завтра, господин…

— Леметр…

— Господин Лемэтр. И извините за прием. Впрочем, если вы и завтра заявитесь один, то не ожидайте лучшего.

Когда тот ушел, Жанна попросила жену консьержа посидеть с Тото, а сама сбегала в лавочку и купила все, что ей было надо для шитья, а также палочку ячменного сахара для опекаемого ребенка.

К двенадцати часам дня вернулся муж Габриэль и очень оценил подругу своей жены, когда та ему сказала, что его ждет вкусный и горячий обед, только что ею сготовленный. Сегодня он был в отличном расположении духа. Фирма ему выплатила полностью за все время его болезни, и, будучи довольный тем, что его последняя экспедиция все же принесла громадные барыши, эти господа объявили своему агенту, что делают его отныне участником в прибылях, которые, благодаря ему, торговый дом будет получать. Хороший обед и хорошо сваренный кофе с коньяком совсем примирили его с Жанной, и он стал думать, что вовсе не будет ему так плохо, если она останется с ними жить. Только будущий ее ребенок пугал его. Во всяком случае, надо будет переменить и увеличить квартиру, октябрьский терм пропущен, и придется жить в этой конуре до весны, так как по закону он должен предупредить домовладельца за целый терм.

«Ехать ли мне в Вест-Индию? Мне и тут хорошо, а изредка мне и так придется туда наезжать».

Посидев немного и просмотрев газеты, он вышел по своим делам, а Жанна стала дописывать свое письмо сестре Марии.

Вечером, когда супруги возвратились, Жанна объявила им, что собирается их покинуть и возвратиться в родные Пиренеи. Габриэль чуть не заплакала.

— Жанна, ты нас обижаешь! Разве ты нас стесняешь! Напротив, ты мне оказываешь громадную услугу. И как же ты уедешь? Ведь тебе на юге угрожает опасность!

— Нет, дорогая Габриэль, мне более ниоткуда не грозит никакой опасности. Тот, кто меня мог преследовать, покончил с собой и даже возвратил мне бумаги моего покойного мужа, хотя и не все. Муж мне оставил, как оказывается, небольшое состояние, которое дает мне возможность существовать безбедно, а также обеспечивает нашего ребенка.

Рене и Габриэль посмотрели друг на друга с недоумением: «Что это значит? Не предлог ли это, чтобы уехать?»

После неловкого молчания Габриэль произнесла:

— Конечно, если тебе хочется от нас уехать, то это твое дело. Мне тебя бесконечно жалко. Я тебя полюбила, как младшую сестру, Тото к тебе привязался, как к родной, и Рене тебя, наверное, полюбил тоже. Не правда ли, Рене?

Тот мотнул головой в знак согласия.

— Если тебе трудно, то мы возьмем прислугу, так как наши дела теперь поправились, я тоже могу не ходить в ателье, и, наконец, мы намерены переменить квартиру на более просторную, где у тебя с твоим маленьким будет отличное отдельное помещение. Если тебе нужны деньги, мы с тобой всегда поделимся: ведь и ты мне нередко помогала, когда мы были одни. Душечка, ради Бога, не уезжай!

И она заплакала. Заплакала и Жанна.

— Я не уеду, я останусь с вами, если вы так хотите. Но я должна вам раньше все рассказать по порядку. Сегодня утром у меня был нотариус моего мужа и принес пакет, присланный на мое имя от Лебюфона.

— Убийцы?

— Да! И тот сообщил, что умирает, раскаивается и возвращает по принадлежности документы на владение какими-то алмазными приисками в Австралии. Что это за прииски, как они оказались принадлежащими моему мужу, — я не знаю. Я не хотела брать, но нотариус сказал, что я уже введена во владение и не имею права отказываться, так как это собственность не только вдовы, но и ребенка моего мужа. Что мне было делать?

Оба супруга сидели, разинув рот. Им это наследство казалось сказкой или фантазией Жанны.

Тогда она принесла пакет со всем его содержимым, которое еще не успела внести в банк. Рене, рассмотрев бумаги, сказал:

— Да, это все верно! Жанна, вы миллионерша! Понятно, что вы не хотите более с нами жить.

— Что вы! — сказала, покраснев, Жанна. — Я только боялась быть вам в тягость, но теперь, видя, как вы меня любите, я не только не уеду, но, как вы готовы были со мной делить последнее, так и я буду настаивать, чтобы вы не скрывали от меня своих нужд и желаний, чтобы вы мне могли доставить удовольствие, дав возможность их удовлетворить.