Илона Вандич - О чем мы никому не расскажем

— Вы слушаете радио «Боль», сегодня в эфире диджей Тим и его вечная тоска.

Странно, но ему понравилось делать вид, будто он диджей. Тим нажал на короткую эфирную заставку и подумал, о чем еще поговорить с несуществующими слушателями.

— Если вы такие же, как я, если вам одиноко, грустно или невыносимо больно, звоните! Я думаю, нам есть что обсудить друг с другом. Потому что по правде говоря наши врачи, наши терапевты, психиатры и психотерапевты ничего не понимают в том, что происходит с нами.

Тим откинулся на спинку стула и рассеянно ткнул мышкой в первую попавшуюся композицию. Сара Брайтман. Что ж, не самый плохой выбор. Песня не успела доиграть до середины, а Тим уже увидел на пульте зеленый огонек непонятного назначения. На экране всплыла подсказка: «Звонок на первой линии». Звонок? Ему что, звонят? Но Артур ничего не говорил про звонки. Как отвечать? Откуда они взяли номер?

Тим смотрел, как отсчитываются секунды до конца песни и соображал, что делать дальше. Мыслей не было. Поэтому Тим на автомате, пока еще не погасли последние аккорды, ткнул мышкой в окно и был вознагражден меню: перевести на вторую линию, режим ожидания, эфир, сброс. Что ж, пусть будет эфир, — решил Тим. Все равно, скорее всего, это не настоящий звонок. Терапия.

— Все говорят: «хватит жаловаться, другим еще хуже», — услышал Тим немолодой женский голос. — Но мне от этого не легче.

— Мне тоже, — неожиданно сказал Тим. — Странный аргумент. Как будто чужая боль может утешить нормального человека, если только он не мазохист.

— Наверно, я сошла с ума, — вздохнула женщина. — Слышу голоса. Такое случалось и раньше, но потом оказалось, что это была мультиварка.

— Я не мультиварка. Я диджей Тим, радио «Боль», — ответил Тим.

— А я Клавдия Марковна, — вздохнула женщина. — И я сломала шейку бедра. У меня закончились обезболивающие, а дочка принесет таблетки только утром.

— И что, таблетки помогают?

— Не особо, — призналась Клавдия, — но по крайней мере, хотя бы нога перестает болеть.

Тим кивнул. Он знал это чувство. Физическая боль на время проходит, но причина, которая ее вызвала, заставляет болеть и душу. А на нее анальгетики не действуют.

— А кем вы работаете? — спросил Тим. — Вам важно стоять на ногах?

— Я на пенсии, — сказала Клавдия. — Живу на пятом этаже. И у нас нет лифта. И я люблю гулять. И кататься на лыжах. А еще я собиралась бежать марафон. Мы с нашей группой здоровья всегда участвуем… — ее голос сорвался и Тим поежился.

— Какая страшная история, — пробормотал он.

— Да, — согласилась Клавдия Марковна. — В моем возрасте кости срастаются долго… А у меня еще артрит. Играть я не могу очень давно. Но когда я перестала играть, то поняла, что могу делать то, что всегда было нельзя — надо было беречь пальцы. Я стала кататься на лыжах, даже уроки по скалолазанью брала… Но больше всего мне нравятся горные лыжи.

— А на чем вы играли?

— На скрипке.

— Как Ванесса Мэй, — рассмеялся Тим.

— Эта выскочка с электроскрипкой? — сварливо отозвалась Клавдия. — При чем здесь она?

— Она любит скрипку и горные лыжи. Даже в Олимпиаде участвовала.

— В какой Олимпиаде? Для музыкантов? Тим рассмеялся.

— В обычной, для спортсменов. В зимних олимпийских играх, представьте себе. Только под фамилией матери. Кван, кажется. А, нет. Ванакорн.

— А такое вообще возможно? — изумилась Клавдия. — Я не про смену фамилии.

— Представьте себе, возможно. Есть отборочные туры для независимых игроков. По некоторым видам спорта. Она прошла их все, и попала на Олимпиаду.

— И как? Какой пришла?

— Последней. Из тех, кто вообще дошел до финиша. Клавдия захихикала.

— Наверно, это был удар для звезды.

Тим покачала головой и вспомнил интервью с Ванессой. Она улыбалась и не выглядела расстроенной.

— Нет, она сказала, что кто-то должен занять и последнее место. И знаете, — добавил Тим. — Мне нравится эта идея. Дойти. Не обязательно первым, но дойти. Это ведь нормально, занять какое-то место.

— А мне, пожалуй, тоже, — задумчиво сказала Клавдия Марковна.

— Хотите ее послушать? — спросил Тим.

— Наверно, да, — сказала Клавдия и Тим слышал, что она улыбается. — Буду слушать и думать, что это не Мэй, а Ванакорн. Которая гоняет на горных лыжах почем зря.

И Тим включил «Шторм»

Между «Штормом» и вторым звонком уместились «Summertime» в исполнении Эллы Фицджеральд и простая, как бьющееся в отчаянии сердце, «I Walk The Line» Джонни Кэша. Может, если бы песня была другая — и звонок был бы другим?

— Я не могу так больше жить, — сказал парень.

— Я тоже, — меланхолично ответил Тим. Было уже поздно, ему хотелось спать и не хотелось разговаривать. — Но выбора-то нет.

— Есть! Всегда можно умереть! Я… — парень осекся.

— Умереть можно не всегда, — вздохнул Тимофей. — Если, конечно, не ставить перед собой такую цель. Но это глупо.

— Ничего не глупо, — возразил парень. — Глупо жить без цели, просто так, чтобы жить и все. Какой смысл?

— А ты всегда совершаешь только осмысленные действия? — удивился Тим. — Не валяешься на диване, глядя в потолок? Не слушаешь музыку просто так?

— Слушаю, — сказал парень. — Причем здесь это?

— При том, что и в жизни не обязательно должна быть цель.

— Но смысл должен быть! — неожиданно закричал парень. — Я слушаю музыку, потому что мне нравится, лежу на диване, чтобы отдохнуть. В этом есть смысл. Какой смысл жить, если смысла нет?

Истерика, понял Тим. У него истерика. Не ломка убеждений, или там кризис юношеского максимализма.

— Что случилось? — спросил Тим. — Что у тебя случилось?

— Она меня бросила, — тихо ответил парень.

Тим прикусил едва готовое сорваться «ничего страшного». Ему тоже так говорили, сто раз. И это действительно страшно.

— Ты уверен, что это навсегда? Может, вы помиритесь? Пока люди живы, все еще можно изменить.

— Я уверен, — прошептал парень, — потому что… я не собираюсь жить.

Тим сглотнул и с тоской посмотрел на термос. В горле пересохло. Чтобы выпить — надо отключить микрофон. А если звонок сорвется?

— Что значит — не собираешься? — сиплым голосом переспросил Тим. — Ты что, стоишь на крыше небоскреба?

— Д-да, — заикаясь ответил парень. — А ты что, не голос внутри меня?

— Я человек снаружи, — закричал Тим, по-настоящему испугавшись. — Я — это вообще не ты, понятно?

— Н-нет, — голос парня сделался неуверенным. — А ты кто?

— Конь в пальто! Меня зовут Тимофей, и я понятия не имею, как мы с тобой разговариваем. Но если ты сейчас решишь прыгнуть вниз, то имей в виду, что я не смогу тебя остановить или подхватить на руки.

— А мне и не надо, — обиженно сказал парень.

— А вот и не ври! — рявкнул Тим. — Ты надеешься, что что-то случится, все изменится и тебе не надо будет прыгать вниз. И ты останешься жить.