Александр Спиридонов - Пленник Калугулы

— Толковые публикации в прессе были?

— Только одна: в «Первом сентября» Цирра. Летом 1999 года, в июле.

Уже в автобусе Мирт дал Алексу листы с отпечатанным в верхнем правом углу грифом «Для служебного пользования». Заголовок гласил «Пять заповедей». Алекс полистал страницы.

— Для «служебного», надо понимать, в высоком смысле?

Мирт хохотнул.

— Тебя ими еще не загружали в общине?

— Да нет.

— Это хороший признак: они становятся более практичными. Ближе к реальности.

До Калугулы ехать должны были часа три, но техника подвела. Автобус рычал, кряхтел, дергался, наконец, окончательно встал. Водитель, пройдя в середину салона, открыл лючок в полу и наполовину засунулся внутрь. Оказалось, порвался воздухопровод. Пассажиры, воспользовавшись остановкой, вышли из автобуса: кто курить, кто просто подышать свежим воздухом. Слегка накрапывал дождь.

Морзе, чувствовалось, хотелось поговорить о делах общины, и он как бы продолжал начатый еще в «Хитеже» разговор.

— Вырастить урожай только полдела, продать… вот хитрость. Хранилища — это до первых заморозков. Но будем строить теплые .

Алекс вдруг почувствовал, что по всему его телу пробежала волна мурашек.

— Не понял… Какие заморозки? Ты хочешь сказать, что у вас бывают заморозки?

— Я сказал заморозков? — вид у Морзе был слегка озадаченный. — Просто мы так называем конец сезона. По привычке. Замораживаем работу на полях, короче.

Сказанные слова еще долго ворочались в голове у Спиро, но он не стал больше расспрашивать Морзе, подозревая, что тот просто посмеивается над ним. Сани в сарае усадьбы, снегоход, лыжи — случайно ли все это или здесь какая-то тайна? И зачем строить теплые хранилища?.. Но, увы, времени для выяснения нет, он должен поскорее убираться отсюда. Слишком увязнешь — потом не выберешься, а дело, которому он решил посвятить себя, звало вперед.

Из-за бугра показалась серая масса. Кочевники на лошадях, кибитки, стада лошадей, коров и еще какой-то живности. Не доносилось никаких звуков, и в этой беззвучности было что-то жуткое. Над этой массой двигалось, как показалось сначала, облако пыли. Что-то тяжелое, мрачное, изжелта-черное, пестрое, как брюхо ящерицы, — не туча и не дым, медленно, змеиным движением, двигалось над землей. «К нам пошли, — пробормотал Морзе, пристально наблюдая за странной картиной. — Ничего, отобьются…».

Закурив, Алекс какое-то время наблюдал за ползущей параллельно шоссе, на котором стоял их автобус, странной ордой, отметив для себя, что остальные пассажиры, не проявляли никакого любопытства, словно подобное зрелище им было не в диковинку. Ему показалось, что они и вовсе не замечают этой беззвучно движущейся толпы кочевников. Алекс вновь вспомнил полет дирижабля, неожиданную встречу под Каменным мостом в Калугуле и подумал, что все эти явления одного порядка. Выпростав из-под рубашки медальон, он осмотрел его, но не нашел в нем никаких изменений. Пряча его назад, он увидел, как Мирт бросил быстрый взгляд, в котором было что-то похожее на досаду.

Подошел еще один автобус, встречный. Его водитель пришел на помощь своему коллеге и тоже нырнул в днище. Так они и ныряли по очереди, пока не сделали все как надо. Заурчал двигатель, побежали за окнами пейзажи, и плавное покачивание погрузило пассажиров в сонное оцепенение. Когда проезжали город Мастдайск, над домами которого печальным инвалидом высился собор без крыши, Морзе спросил:

— А кто, из какого социального слоя, в Калугуле тебе говорил о «Хитеже» в отрицательном смысле?

— Слой? Учительство, ближе к административной прослойке.

Мирт поскреб бородку и жестко сжал губы. Глядя в окно на пригороды Калугулы, сказал:

— Еду в Кишмишев за одной парой, буду уговаривать. Стоят того. Если тебе в пути будут попадаться двадцатилетние, с царем в голове, пусть приезжают.

Войт рассказывает о двоих и траншее. Алекс беззвучно смеялся, обхватив руками голову.

— Уважает тебя… Не пойму, как это тебе удается? Вроде бы ничего не делаешь, ходишь себе, молчишь. А мужики тебя уважают, Клэш, например. А он тертый калач, руки, вишь, все в наколках.

Алекс пожал плечами.

— Не зря, видно, говорится: молчание — золото.

— Мы так с вами никогда не кончим, — проговорил Алекс с некоторым сердцем. В глазах у Элеоноры, глубоко-глубоко, что-то коротнуло. Она еле заметно усмехнулась и кивнула головой.

— Дальше. <���…>

— Только не надо меня так вот, на всем скаку, останавливать, — весело поглядывая на собеседницу, сказал Алекс. — Вы еще в горящую избу предложите войти…

— Хамить не надо.., товарищ.

Над ухом коротко и тонко взвзнуло.

— Кушать подано, да?

Он чувствовал, что город постепенно его засасывает

Легко сказать — ехай.

Нет, не так. Если серьезно, то, наверное, обозначить свою главную цель мне не под силу. Хотя бы потому, что я ее просто не знаю. То есть, приблизительно догадываюсь, но кого убедишь расплывчатой формулировкой? Спустимся уровнем пониже. Здесь немного легче — на планете непорядок, украли Полярный круг, его надо вернуть. Собрать необходимую информацию, найти единомышленников, возродить Ассоциацию

— Приходится признать, что в тексте все больше проскальзывают слова и понятия, употребляемые в профессиональном цехе писателей-дубленщиков. Скорее всего, это вызвано так называемым «принципом соленого огурца». (Примечание Алекса Спиро.)