Сергей Буянов - Культура прокариотов

Дед Трофим не забывал поглядывать на верхушки сосен, как будто побаивался кукушек-снайперов. Его тревожность никак не влияла на внучатого племянника. Михаил Иванович не выражал никаких эмоций, кроме любопытства. Так начинает жить поправляющийся от страшной болезни, всё ему внове, в любом явлении он видит только приятную сторону.

— Я отключил электроснабжение шахты на полтора часа, — сказал дед Трофим.

— Как у тебя получилось, если рубильник заблокирован?

— Я тебя спрашиваю, как ты находишь под микроскопом нужные бактерии?

— А зря, я бы поделился.

— Уже поделился, — пробурчал дед.

Оставшуюся часть пути шли молча, прибавив шаг. Хрупкий умирающий снег рассыпался под ногами, следы путников продавливали его до таёжного моха.

Как и рассчитывал дед, у них осталось чуть больше часа, чтобы проникнуть в шахту и уничтожить всякие намёки на формулу.

— Где ты спускался? — спросил дед, потопав о вертолётную площадку, сбивая снег с галош.

Михаил Иванович пожал плечами. Всё ему было знакомо и одновременно — непонятно. Словно кто-то за время его отсутствия передвинул декорации. На бетонной площадке по-прежнему не было ни снежинки, но железный трап был раскурочен и выброшен в снег.

— Вот та куча железа была трапом, и его ножки были вмонтированы в асфальт.

Дед Трофим присел на корточки. Пригнул голову и принялся старательно исследовать площадку, шаг за шагом. Михаил Иванович присоединился. Ничего не зная о предмете поиска, Сергей в точности скопировал движения товарищей и первым увидел гнутую арматурину, торчавшую из асфальта.

— Эту корягу ищем?

— Не трогай! — крикнул дед, заметив, как Сергей махнул ногою, чтобы пнуть «корягу».

Пожав плечами, студент опустил ногу и отступил на шаг. Дед Трофим с Михаилом Ивановичем подошли ближе.

— А ну-ка, молодо-зелено, дергани-ка на себя! — предложил дед.

Короткая железяка была жёстко вмонтирована глубоко в бетон. Сергей дёрнул её на себя, затем крутанул против часовой стрелки. Ничего не произошло.

— Миша, ты дёргал этот прут, вспомни! — дед Трофим постукал по циферблату наручных часов, напоминая о времени.

— Тут был трап, а не эта железка. И вообще, всё произошло само собой. Я оказался у подъёмника вместе с Пригожиным. Он что-то поделал, не припомню что, а затем мы плавно опустились вниз. Теперь трапа тут нет, остался обломок от его ножки! — Зверев указал ногой на торчащий из земли штырь.

Сергей увидел подошву валенка Зверева. Точно такая же калоша, как у деда: овоидной формы с двумя пятками на протекторе. Парень посмотрел на свои берцы с рифлёной подошвой. Искать отличия не требовалось. Похоже, они заодно. И никто не собирается помогать ему, посвящая в свои планы. До чего же противно ощущать себя пешкой, даже в собственной игре! Он понурился и отрешённо уставился себе под ноги. Неожиданно для себя, Сергей ответил деду, хотя тот спрашивал не его.

— Я видел на площадке в одном месте аккуратную квадратную лужицу. Похоже на люк.

— И чего ж ты молчал? Зачем дёргал эту дурацкую ржавую арматурину? Посмотри, во что превратились твои рукавицы! Как в таких лохмотьях появишься в городе?

Эти слова Михаила Ивановича не взбодрили, но совсем уничтожили дух Сергея. Они шутят, они знают, что окажутся в городе. Сергей даже не улыбнулся. Молчал, как разведчик из старого советского фильма.

Дед Трофим ухватил студента за шиворот и здорово встряхнул.

— Хватит уросить! Показывай люк! — дед склонился к Сергею и прошептал ему в ухо: — А дальше наша с тобою работа, мужская.

Сергей посмотрел на счастливо улыбающегося Михаила Ивановича. Ничего-то тот не расслышал. Парень едва не рассмеялся вслух своему страху. Это же старик дурачит учёного, потому что тот не способен к решительным, боевым действиям!

Через несколько секунд мужчины стояли у воображаемого люка. Дед ощупал руками периметр неглубокой лужицы и подмигнул Сергею. Михаил Иванович кивнул.

К удивлению товарищей дед не проявил никакой активности. Вместо того чтобы попытаться открыть люк, он уселся на корточки. Руки его свободно опустились на колени, голова поникла. Ни дать ни взять, дремлющий рыбак на подлёдном лове в ожидании клёва.

Сергей покровительственно смотрел на растерянного Михаила Ивановича. Теперь он чувствовал себя знающим и уверенным. Он был заодно с дедом!

А дед Трофим внутренне сжался и вёл мысленный счёт. Он больше доверял собственной методике определения времени, нежели всем мировым эталонам. Хоть на Спасской башне, хоть на Тауэре.

Отсчитав положенное время, как учили в разведшколе только посвящённых, старый чекист выпрямился, вскочил на ноги и отдал распоряжение к началу операции. Никому из подчинённых не пришло в голову переспрашивать, тем более — пререкаться. Всякое многословие считалось дурным тоном и проявлением человеческой тупости. В полулегальной империи умели ценить мгновения, спасающие жизнь. Каждый сотрудник корпорации под руководством Командира, так Слон велел величать себя, выполнял приказ как единственную возможность выжить.

— Здравствуй, дорогой Иван Эмильевич! — раздался голос Слона в спикерофоне в ответ на гудок вызова. Хозяин квартиры посмотрел на часы: всё идёт правильно. До чего же предсказуемо нынешнее бездарное племя!

— Слон Григорьевич, ваши поступки, по меньшей мере, некорректны!

Слон улыбнулся. Волнуется генерал, ишь, какими словами заговорил! Старается быть спокойным, но едва уловимое придыхание выдаёт его с головой. Слушая вполуха диалог Яшки с автоответчиком, Слон продолжал работать за компьютером.

— Я имею все основания заморозить ваш счёт в йенах! — продолжал Быков.

— Поступай, как тебе велит совесть!

— Я доверился тебе как другу, а ты из-под носа увёл формулу!

— Дорогой Иван Эмильевич! Я уже давно вырос из шпионских пелёнок!

— Так я, я тебе! — грохнул по столу Быков. — Сейчас подгузник пропишу! Под немощного работаешь, да?! А сам такие пакости устраиваешь! Зачем убрал моего фельдъегеря?

— Здравствуй, дорогой Иван Эмильевич!

— Перестань косить под дурачка! — взорвался генерал. — У меня сейчас вся власть! Я же тебя в порошок сотру!

— Поступай, как тебе велит совесть!

— Знаешь, что мне совесть велит? Повешать тебя на первом столбе, старый пердун! — Быков больше не стеснялся в выражениях, позабыв, что бессильная злоба самый худший подсказчик. — Значит, так, если ты сейчас же не скажешь, куда дел государственный пакет, то твои родственники никогда не найдут твоей могилы!

Услышав собственный дикий рёв, усиленный динамиками аппарата Слона, опешил. «Так дела не делаются», — прожужжало в его голове.

— Слон Григорьевич, — снизил он голос, — ну зачем тебе дела государства, которое предало тебя, а?