Сергей Буянов - Культура прокариотов

— Тройной удар! — сказал он вслух, засовывая пробирку в карман.

Как будто в ответ на его слова раздалось шипение. Оно нарастало, словно в каменном лабиринте появилась бурная река, поток которой вот-вот снесёт всё на своём пути. В ушах Сергея шумело сильнее и сильнее. Звук становился выше и выше, затем он превратился в визг и громкий писк. Сергей зажал уши и попятился. Нарастающая боль в ушах выдавливала студента из лаборатории. Сделав несколько шагов, он вывалился через разломанную стену из пенопласта.

Сергей развернулся и увидел, что он стоит на узенькой полоске бетона, зависшей над бездонной пропастью. Дыра за его спиной бесшумно закрылась. Сергей ткнул рукой и попал в сплошную бетонную стену.

— Обложили, — прошептал он пересохшим горлом. А снизу было слышно разноголосое шипение, будто миллиарды змей свились в огромные клубки и разом раскрыли ненасытные пасти. Сергей увидел далеко на дне бездны языки синего пламени. Это было похоже на звёздное небо вывернутое наизнанку. «Наверное, таким выглядит ад», — решил Сергей. В этот момент за его спиною что-то задвинулось. Студент развернулся и увидел, что бетон сменился толстым стеклом. Ткнув в него пальцем, Сергей определил примерную толщину, не меньше десяти сантиметров. Непрозрачная подземная витрина пропускала звук. Студент услышал знакомые голоса.

Стоять на узенькой полоске не шире подоконника было трудно, коленки затряслись от перенапряжения. Сергей лёг на правый бок, прильнув к стеклу. Лежать было трудно, так как половина тела зависала над пропастью, но позвать на помощь Сергей не решался.

Потому что внутри всё казалось гораздо худшим.

— Где учёный? — хором выкрикивали чьи-то голоса в абсолютной темноте.

— На что он вам? — спокойно спросил дед Трофим. Голоса разом смолкли. По шорохам можно было догадаться, что незнакомцы ищут деда.

«Дедуля, только не попадайся!» — мысленно молил Сергей, — «без тебя мне не выбраться, даже как Мюнхгаузену!»

— Перестаньте издеваться над стариком! — подал голос Михаил Иванович.

«Молодец! Выйди и отдай свою вонючую формулу! А потом с дедком мы их как-нибудь замочим!» Все надежды на спасение он целиком возлагал на старого чекиста Трофима.

— Отпусти руки, зачем издеваешься над выжившим из ума? — сказал дед Трофим стоящему перед ним увальнем. Тот осклабился и отпустил руки деда.

— Не без юмора старикан! — сказал охранник, сверкнув белыми фиксами. Напарник, продолжая улыбаться, свалился на пол от подсечки старика. Дед Трофим после того, как соскользнул со стула и сбил вытянутой ногой охранника, вскочил на ноги. Он тюкнул фиксатого под основание черепа. Ойкнув, тот свалился кулем на бетонную плиту.

Михаил Иванович стоял, раскрыв рот. Нечто подобное он ожидал от старика, но не столь молниеносно!

Фиксатый лёжа на спине, попытался приподняться на локтях, но тотчас упал и дрыгнул ногами. Михаил Иванович поёжился.

— Если издохнет, нам беды не будет, — сказал дед. — Теперь, Миша, подавай сюда твою бациллу!

Зверев инстинктивно спрятал руки за спину. Дед смотрел ему в глаза. Он стоял в двух шагах от Михаила Ивановича.

— Убьёшь?

— Не глупи, отдай пробирки! — дед Трофим протянул руку. Ему и в голову не приходило убивать единственного родственника.

Михаил Иванович отчётливо разглядел линию жизни деда Трофима. Иссушенная годами ладонь пересекалась двумя чертами от края до края. Да тут не одна сотня лет! Зверев посмотрел на свои ладони. Линия жизни едва достигала уровня безымянного пальца. Он сожмурился и открыл глаза — какая чушь лезет в голову!

— У меня нет никаких пробирок, — сказал Зверев.

— Когда отрубился свет, ты стоял рядом со штативом, так?

В голосе деда Зверев уловил тональность следователя-дознавателя НКВД. Михаила Ивановича пробил озноб. Холодный пот заморозил кожу, в особенности под коленками.

— Племяш, я не сомневаюсь в твоей храбрости и гордости, но это сейчас лишнее, понимаешь?

— Почему ты так уверен, что я твой племяш?

— Потому что ты никогда не имел брата по имени Толик, и родился ты в одной из ячеек ГУЛАГа.

— И поэтому я твой родственник? — зубы Зверева стучали, поэтому голос дрожал. Он ни сколько не боялся деда Трофима, но тело тряслось само собой.

— Твой отец — мой племянник. Вот и всё.

— Выходит, я внучатый?

— Вот потому я и вожусь с тобою как с писаной торбою, как ты говоришь.

В другой обстановке Михаил Иванович обнял бы родного деда, раздавил бы его в объятиях! Но только не сейчас. Дед Трофим, конечно же, не собирался лишать его жизни, но слова его убивали. Родился в лагере, брат ему не родной, а дед слуга народа из карательных органов. Вот так, вся жизнь под колпаком НКВД.

— А где же наш студент? — спросил дед у замершего Зверева.

— Понятия не имею, — развёл руками Михаил Иванович. В следующий миг он оказался в хватке деда Трофима. Не успев ничего сообразить, он был осмотрен профессиональными руками.

— Извини, — сказал дед Трофим, — жизненная привычка, не доверять родной матери. Что поделаешь, школа выживания.

— Я, в самом деле, не успел забрать пробирки.

Дед Трофим, не слушая оправданий, взглядом хищника ощупывал каждый угол, каждую трещинку в бетоне.

— Не понимаю, откуда взялись охранники?

— Отсюда! — дед показал ногой на слегка приподнятую над уровнем пол бетонную плиту. — А вот куда делся студент, ума не приложу.

— А если его, того? — Михаил Иванович провёл ладонью под горлом.

— Ага! Проглотили с одёжей!

— Серёга! Ты куда исчез? — спросил Зверев, озираясь.

Сергей лежал, прижавшись к холодной стене, и не мог вымолвить ни слова. Его челюсти судорожно сомкнулись, словно рот наполнился эпоксидной смолой. Студент мог дышать только верхней половиной носа, шумно и тяжело. Бок онемел от холодной стены, руки окоченели и не двигались. А из глубины шахты, с самого дна нарастали чавкающие звуки.

«Хана мне», — решил он, — «если не сумею дать обнаружить себя». Он различал каждое слово товарищей. Сергей стукнул лбом о стену. Голове стало больно, а звука никакого! Сергей в отчаянии плюнул на стекло. Прижавшись стене, он не почувствовал влаги. Зато в месте плевка образовалась вмятина. Повторив опыт, Сергей убедился, что стенка расплавляется от его слюны. Наверное, это совсем не стекло, а какая-то плотная органическая масса. Но вскоре во рту пересохло, смертельный холод сковал всё тело. Со стороны пропасти начинало припекать. Запахло жжёными спичками. Так в детстве, он развлекался с пацанами, сжигая коробок целиком. Потом долго проветривал кухню, чтобы не разузнали родители.

— Если студент забрал пробирки, то ему уже каюк! — заключил дед Трофим.

— Мне не каюк! — прохрипел, наконец, Сергей в выемку в стене.