Владимир Корчагин - Узники Страха

— Зачем просить кого-то. Я проведу тебя сама. Я знаю тот кордон, бывала там не раз.

— Но это ведь неблизко. Мы можем потерять целый день. А ты, наверное…

— Не нужно лишних слов! — оборвала его О-Стелли. — Сам видишь — время не терпит.

— Тогда — в путь!

— Да-да. Только захватим факелы: полевые тоннели не освещаются. И предупреди О-Брайна, заручимся его Словом.

— Каким словом? Ах да, приказом Мудрейшего из Мудрейших?

— Можешь называть это так.

— Хорошо, захвати, кстати, нож, без него не обойтись. Или это невозможно?

— В этой ситуации все возможно. Достаточно Слова О-Брайна.

Через несколько минут они уже мчались по гулкому, прямому, как стрела, тоннелю, выставив вперед потрескивающие на ходу факелы и не обменивались почти ни единым словом. Путь к лугам оказался действительно неблизким. Тоннелю не было конца. Но О-Стелли, видимо, давно уже привыкла к такого рода вояжам. Артем еле успевал за ней, тем более, что дорога все время шла на подъем.

Но вот и знакомая хижина. Артем сразу узнал двух пастухов, встретивших его в то весеннее утро. Увидев О-Стелли, она начали поспешно накрывать на стол. Но та остановила их властным жестом:

— Слово Мудрейшего из Мудрейших: надо немедленно провести чужеземца к той скале, возле которой вы когда-то встретили его.

— Очень хорошо, — ответил старший из пастухов. — А сама Мудрейшая останется здесь?

— Нет, я пойду с вами.

— Я готов вести вас, — пастух живо вскарабкался на лестницу и раскрыл люк.

Через минуту они были на лугу, у знакомого бука, и сердце Артема заныло от тоски по дому. Да, вон там, на той террасе, над скалами, и пришлось ему выпрыгнуть из гондолы аэростата. А вон и ложбина, по которой спускался он, голодный, полный тревоги и неизвестности перед тем, как предстать перед пастухами и О-Брайном. Там, в небольшой расселине, и встретились ему натеки мумиё.

— Спасибо, почтеннейший, — кивнул он пастуху. — Теперь я найду все сам.

Пастух бросил вопрошающий взгляд на О-Стелли.

— Да, ты можешь вернуться, — подтвердила та. Пастух поклонился и поспешил к своей хижине. Артем обернулся к О-Стелли:

— Вот здесь, на этом лугу, я и встретился впервые с твоими соотечественниками.

— И со мной, — неожиданно добавила О-Стелли.

— Как, и с тобой? — удивился Артем.

— А ты вспомни!

Артем постарался прокрутить в памяти весь тот длинный, богатый событиями день, но память не смогла подсказать ничего нового.

— Не вспомнил? — рассмеялась О-Стелли. — Ну так я помогу тебе. Перед тем, как уснуть в хижине у этих пастухов ты подошел к нише осветительного перископа. Видимо, тебя заинтересовал этот необычный источник света, и вдруг…

— И вдруг я увидел твое лицо! Вспомнил! Все вспомнил! Так вот почему мне показалось, что я вижу знакомые девичьи глаза… То-есть я хотел сказать, — спохватился Артем, — почему ты показалась мне знакомой, когда на другой день, в шатре, О-Брайн представил тебя. Но как это объяснить?

— Да очень просто. Я была здесь вместе с дедом, когда дежурный пастух заметил снижающийся аэростат, и все они с тревогой припали к перископу. А когда увидели, что из гондолы выпрыгнул человек, то до того всполошились, что даже всегда уравновешенный О-Брайн долгое время не мог от растерянности вымолвить ни слова. Ведь ничего подобного не было за всю историю эрхорниотов. Потом он приказал мне остаться в хижине и не отходить от перископа, а сам с обоими пастухами скрытно, прячась в траве, вышел к тебе навстречу. Я видела, как они встретили тебя, как вели, замирая от страха, к здешнему кордону. А мне было смешно. Я-то прекрасно видела в перископ твое лицо: на нем тоже не было ничего, кроме растерянности и страха. «Люди, да что вы так боитесь друг друга?» — хотелось крикнуть мне. И я не выдержала, выбралась из хижины. Но дед, увидев это, издали погрозил мне пальцем и приказал уйти к стаду. Ты тогда, наверное, и не заметил меня?

— Нет, я видел, что кто-то побежал от нас к стаду, но принял тебя за подростка: ты была очень далеко.

— Да, мне пришлось подчиниться, спрятаться среди коз. Однако, когда вы с дедом спустились в хижину, а пастухи сказали, что дед намерен усыпить тебя и переправить в город, я снова не выдержала и, подойдя к объективу осветительного перископа, заглянула туда, чтобы посмотреть, что делается в хижине. И надо же было так случиться, что как раз в это время и ты подошел к нише перископа. Вот так мы и увиделись с тобой в первый раз. Именно здесь, на кордоне Крутой Торнаро. Но вот и твоя скала. Я точно помню, что по этой лощине ты спустился к нам в то утро.

— Да, это та самая лощина, я тоже узнал ее. А вон и мумиё, отсюда видно. Ты посиди здесь, пока я поднимусь за ним. Только не подходи к пропасти, что справа от лощины. Там — ужас: отвесная стена! Я еще в тот день, из гондолы, все это заметил. Туда свалишься — все! Пиши пропало!

— Ха, пропасть! — рассмеялась О-Стелли. — Ты думаешь, я боюсь пропастей? Да там, на краешке, я и посижу.

И не успел Артем что-либо возразить, как юная эрхорниотка вприпрыжку, точно козочка, подскочила к краю ущелья и, расправив тонкито, уселась над самой пропастью, играя висящим на шее рионато.

«Да, характерец!» — подумал Артем, вспомнив недавний разговор с О-Горди, и, не теряя времени, начал взбираться вверх по лощине. Он рассчитывал управиться за час-полтора. Однако подъем оказался трудным, труднее, чем он предполагал. Еще тяжелее пришлось на спуске. Раза два он чуть не сорвался, перебираясь с карниза на карниз. Но тем больше радости было почувствовать наконец под ногами мягкий ковер травы.

— Все, порядок! — крикнул он, не скрывая торжества, лишь страшный спуск остался позади.

В ответ — ни звука.

— О-Стелли, где ты? Смотри, вот оно мумиё, на весь ваш город хватит! Я уж думал и не спущусь с ним по этой крутизне. Зато теперь… — он отцепил мешочек с драгоценными натеками от пояса, чтобы торжественно вручить его своей наставнице. И сразу осекся: девушка стояла, прислонясь к скале, бледная, как полотно, в глазах ее застыло отчаяние. Смутное предчувствие беды вмиг смахнуло всю радость только что одержанной победы.

— Что случилось, О-Стелли?

— Несчастье, Артем. Я уронила в пропасть очень ценную вещицу.

— Что-нибудь из своего туалета? — поспешил уточнить он, чтоб убедиться, что беда не так уж велика.

— Да. В какой-то степени… Ты видел ее. Я уронила рионато.

— Тот, что ты носила у себя на шее? Она молча кивнула.

Он подошел к обрыву, глянул вниз: отвесная стена ущелья уходила вниз метров на десять-пятнадцать. Нечего было и думать спуститься с такой кручи. Да и стоило ли ради всего лишь красивой безделушки или какого-то сигнального устройства? Но отчего так расстроена О-Стелли? Или это действительно столь нужная и ценная вещь?