Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

Несомненно, в моем случае с Линой любовь стала безумной. Вот только была ли она послана богами? Богами в которых я не верил, в которых не верила моя девочка. Она в силу воспитания, я вопреки воспитанию.

То, что моя любовь к Линочке стала сильней, мучительней я понял сразу, как вернулся на Землю. Так как такого дикого всепоглощающего желание побыть подле объекта обожания, увидеть в зеркале ее образ, ощутить запах, я никогда не испытывал. И если после первого своего пребывания на Радуге и последующего возвращения на Землю все свое свободное время мечтал о Лине, то сейчас только о ней и думал, полностью потеряв какой-либо интерес к жизни, происходящему вокруг меня. А отвлекался от этих мыслей лишь, когда видел дочь, жену и родителей.

Видимо, потому как нервного срыва у меня не было обнаружено, а состояние явственно беспокоило близких, отец и мать предложили мне съездить в отпуск к деду с бабушкой. И я согласился.

Почему?

Потому как мне было все равно, где быть и с кем… Ведь я держал в голове только очередную свою встречу с Линой. Оно как, несмотря, на употребление огромного количества лекарственных средств снов не видел. А может, не видел их, именно потому как эти лекарства сны подавляли. Каждый раз, засыпая, я проваливался в черную дыру и парил там, словно собираясь, взмахнув руками, взлететь. К моему огорчению не было даже привычного тумана, не было вселения в голову моей любимой девочки, не было перемещения. Всего-навсего плотная темнота, пропасть, бесконечное марево пространства и я в нем, один-на-один, с попыткой взмахнуть руками.

Дед и бабушка жили на юге России, в небольшом поселке предгорье Кавказа. Так, что если бы у меня возникло желание покупаться в речке или взобраться на ближайшую гору, стоило только миновать селение или сойти с дороги. Двухэтажный дом у стариков был хоть и небольшой, но добротный, сложенный из красного кирпича, он имел широкую, крытую веранду, на которой летом кушали и пили чай. Располагаясь в конце селения, не далеко от невысокой горной гряды, дом огороженный забором из коричневого профнастила, и сам смотрелся высоким, видно за счет того, что имел мощный фундамент. Небольшой участок стариков включал в себя не только огород, дом, но и хозяйственные постройки такие, как баня, сарай, гараж для мотоцикла, углярка и дровник. Все потому как, несмотря на наступивший двадцать первый век дед с бабушкой топились зимой углем и дровами, как и большая часть поселка.

Второй уровень дома, на котором я останавливался еще в детстве, был даже не полноценным этажом, а всего-навсего утепленной мансардой. Куда вела лестница с первого этажа основного помещения жилища. Дело в том, что сначала построили лишь одну комнату, сейчас исполняющую роль зала и спальни для стариков, а после пристроили мансарду над ней и кухню, опять же осуществляющую роль коридора, ванной и в ночное время уборной. В кухне также находился котел для твердого топлива и газа, который обещали провести в поселок лет двадцать пять лет назад, но так и не провели.

С аэропорта до поселка и дома деда и бабушки меня привезли на машине родственники, муж тетки. Они жили в этом же поселке, что и старики, воспитывая двух дочерей, моих двоюродных сестер, которые были на много младше меня.

Дело в том, что дед и бабушка поженились очень рано, можно сказать тоже, как и я, по залету, вследствие которого появился мой отец. Впрочем, в отношении стариков это оказались все-таки чувства, которые они пронесли сквозь всю жизнь. И, несмотря на преклонный возраст, продолжали демонстрировать. Их желание иметь много детей, точно в том количестве должна была проявиться вся суть их любви, чувств, однако, не увенчалась успехом. После отца у них хоть и родилось еще трое ребятишек, выжила одна моя тетка, остальные умерли от каких-то болезней, еще в раннем детстве.

По-видимому, именно эта беда потерь, желание поддержать друг друга и свой род, который в них вложили родители, сделало данный брак таким крепким, не подвластному времени, мифу об охлаждении чувств живущему в современном обществе. Раньше я никогда не задумывался о правящей любви между дедом и бабушкой, отцом и мамой, а сейчас обратил внимание. Подумав, что если бы на месте Маришки оказалась Лина, любил бы ее также трепетно как дед бабушку, а может и сильней.

Мой дед внешне являлся прообразом отца, меня. Верно, потому как мы носили одинаковые имена или появлению моему ли, отца ли предшествовали мощные эмоции. Вопреки возрасту, приближающемуся к восьмидесяти, дед имел коренастую фигуру, крепкие мускулистые руки, так как в отличие от нас с отцом вся его жизнь (комбайнера в советских колхозах) прошла в труде. Ромбовидное лицо деда с заостренным подбородком, имело широкий нос и небольшие, и даже сейчас в возрасте, ярко зеленые глаза. Его то и отличало от нас с отцом это цвет волос, средне русых, точно мелированных сединой, да количество морщин покрывающих смуглую с почти желтоватым отливом кожу. Всю рыжину мы взяли от бабушки, так как она и сегодня, несмотря на седину, имела насыщенный медно-рыжий их цвет. Бабушка и в более молодом возрасте была полной, в противовес поджарости деда, а сейчас стала прямо-таки грузной. Хотя эта приятная дородность не мешала ей суетиться по каждому пустяку, очень вкусно готовить, работать на огороде и ухаживать за своим любимым мужем.

— Ну, что внучек, — проронил дед, когда мы, поев, уселись в зале на диване, как раз напротив телевизора, расположенного на стеклянном столике, между двух металлопластиковых окон, прикрытых тонкими голубыми шторами. Мой отец не скупился и тут, поэтому в комнате был сделан хороший ремонт, а голубовато-бежевые обои, ламинат на полу, относительно дорогая мебель указывали на то, что он помогал своим родителям на правах благодарного сына. Потому и плазменная панель телевизора, и DVD-плеер, и кожаный диван, и деревянный шкаф-купе (стоящий вдоль стены), и двухспальная кровать (располагающаяся вдоль левой стены), и даже деревянная лестница на второй этаж, поместившаяся в противоположной части комнаты, все являло доходность моего отца и признательность его, как сына.

— Как ты ноне себя чувствуешь? — продолжил дед свой наполненный беспокойством монолог, который начался еще возле калитки дома. Произнося некоторые слова, он частенько делал ударение на первый слог, слышимо так «окая» и тем, выдавая в себе уроженца средней полосы России, судьба которого забросила в предгорья Кавказа, уже, однако, в более зрелом возрасте. Оставив на месте своего становления не только друзей, но и старшего любимого сына, и единственного внука.

— Чего, ты его там мучаешь, Ярушка, — окликнула мужа бабушка, и голос ее долетел из кухни, где она все еще тарахтела тарелками, в который уже раз смыкая уста деду, таким образом, демонстрирующим не столько подчиненность супруге, сколько чувства уважения к ней.