Юрий Леляков - Красные сферы (часть 1)

(И — машину опергруппа заметила случайно? И «воя сирены» — не было?

А образ — улицы Орджоникидзе в Ровно? Два поворота, стройка… Точно!

Хотя — дело было во Владивостоке?)

«…— Но вот эта фраза «теперь я больше приспособлен для работы в космосе» вызывает у меня подозрения. В начале письма он рассуждал о пришельцах чисто отвлечённо, и вдруг такое… Неужели мы найдём его в отряде космонавтов?

— А… что он изменил и комплекцию… Надо понимать всерьёз?

— Можно понимать как угодно… До этого наука ещё не додумалась, во всяком случае?

— Земная наука… — у Тверезова даже перехватило дух от внезапной догадки.

— Думаешь, пришельцам у нас делать больше нечего? Они бы к правительству обратились.

— К правительству чего? Штатов, Китая? Допустим, так. Там им наклеветали на нас, причём они видели в Америке только президентский дворец, и они… Понимаешь, к чему я веду?

— К тому, что они начали бы изучение Земли с жизни народа. Но тайно прилететь на Землю нельзя, каждый метеорит регистрируется, так что в твою версию поверить нельзя. И с машиной пришельцы ни при чём. При изучении Земли они не станут укрывать уголовников. А тот тип, что исчез в 1978 году, имел связи с какими-то подозрительными личностями, так что инопланетянам такой не нужен… Впрочем, что это мы о них? Они же не прилетали!

— Верно, не прилетали, — неожиданно согласился Тверезов. — Так что вот: почему мы рассуждаем так, письмо дошло?

— Я не так рассуждаю. Я думаю, что до них дошло другое письмо такого же содержания… Иначе он позвонил бы нам в милицию. Но нам надо найти этих людей и выяснить всё…»

(Разрывы в тексте?)

«…Разыскать бывших жильцов квартиры № 69 оказалось делом несложным…

…новый адрес подозреваемого, и сразу отправился по нему…

…— Кто там? — раздался из-за двери надменный мужской голос, принадлежавший, судя по всему, большому начальнику…

— Милиция, — ответил Тверезов. — Иван Иванович Грех здесь проживает?

— Сейчас, сейчас, — засуетился Грех, открывая замок. — А в чём дело?

— Нужны ваши показания по одному делу…

Грех оказался человеком самой что ни на есть «директорской» внешности — лет пятидесяти, толстым, солидным и надутым. Во всём поведении его чувствовалась насторожённость.

Хозяин квартиры пригласил Тверезова в самую большую из четырёх комнат своей квартиры. Тверезов обратил внимание на обстановку. В комнате стояли два круглых стола, окружённых дорогими стульями, и два шкафа, заполненных золотыми, серебряными, хрустальными и прочими драгоценными безделушками. Исключение составляли два электропроигрывателя, кинокамера и целая батарея бутылок вина и коньяка. Тверезов обратил внимание на отсутствие кинопроектора и пресса для склейки плёнок (судя по всему, кинокамера не была в работе), и спросил:

— Кинокамеру давно приобрели?

— Давно, — обеспокоенно ответил Грех. — И вполне законно. А что, что-нибудь не так?

— Нет, всё так. Но тут вот какое дело, — Тверезов вынул из кармана конверт. — Знакомый почерк?

— Подождите… Нет, незнакомый. А адрес, кажется, бывший мой…

— Вот потому-то я и пришёл. Кстати, вы один живёте?

«Он должен подумать. что. если он скажет правду, я сразу же сообщу куда следует, что он живёт здесь незаконно, — стал мысленно рассуждать Тверезов. — Судя по всему, тут вряд ли живёт больше трёх человек, а квартиру он приобрёл благодаря своему положению. Но он приплетёт автора письма, и…»

— Нет, с семьёй. Жена — главный инженер пивзавода… одна дочь в аспирантуре Водного института, другая ещё в школе. Сын во Владивостоке учится…

— Во Владивостоке, говорите? — с интересом переспросил Тверезов. — А на кого?

— В институте рыбной промышленности, — ответил Грех, уже начиная беспокоиться. — На третьем курсе…

— Странно, — заметил Тверезов. — Мой двоюродный брат тоже учится там на третьем курсе, всех, с кем поступал, по фамилиям помнит, а вашу не назвал…»

(Увы — сомнительные следственные приёмы…

Или… правда! Брат, в этой ветви — Иван Лесных!

Ну и сплетается порой…)

«…— И это-то все ваши подозрения? — больше Греху спросить было нечего.

— Нет, не все. Дело в том. что автор этого письма тоже учился в институте рыбной промышленности в 1977 году. Где это письмо пролежало шесть с лишним лет, мы не знаем, но предназначалось оно вам. Так скажите прямо, в каком году ваш сын поступил в институт, и не ваш ли знакомый Кривоносов ему помог?

— В 80-м… сам прошёл по конкурсу. А Кривоносов тут ни при чём.

— Не будете же вы отрицать своё знакомство с ним?

— Не буду…

— А теперь. Пожалуйста, покажите его свидетельство о рождении… «Грех Валерий Иванович, 28 мая 1958 года рождения», — прочёл Тверезов, а вслух спросил — В институт, говорите, пошёл в 80-м?

— Да, в 80-м. В 23… нет, в 22 года. А до того у меня на шее сидел.

— Вы не думаете, что, выгораживая себя, бросаете на него тень? В какой школе он учился? Подумайте над ответом, чтобы соврать удачно. Ведь во всех школах хранятся сведения о выпуске 1975 года.

— В 20-й…

— Той, где был пожар? Ничего, мы и так проверим. А как он мог столько времени не учиться и не работать? Собирали ему протекции, в разные институты толкали…»

(Или — тоже больше «литературная версия»? «Вплетённое»?)

«…— Нет, он работал немного, — Грех почувствовал, что собственная ложь стала ему невыгодна. — В вытрезвителе. Выгодная работа — регистрируй посетителей и допивай за ними водочку. Но платили там мало, и он в основном жил моей зарплатой. А потом вдруг решил пойти в институт…

— А Кривоносов вдруг помог за полторы сотни? Он же сам показания давал!

— Да, он взял, но сын сам по конкурсу прошёл, — пробормотал Грех, окончательно запутавшись в своей лжи. — Но меня за что судить? Я же и так 150 рублей потерял!

— А на какой экономический эффект от стипендии и зарплаты вы рассчитывали? Сын-то для вас был только средством обогащения! Иначе почему вы не сообщили в милицию, куда он исчез?

За несколько секунд Грех заметно вспотел. На лице его застыло выражение страха.

— Как… исчез? — медленно, через силу, выдавил он. — Давно исчез?

— Да, что, вы и вправду с тех пор ничего не заметили? В ноябре 77-го года! А если это не так, почему вы ничего не возразили, когда я назвал год выпуска — 75-й?

— Я не расслышал… — чуть слышно пробормотал Грех. — Он в 80-м кончил школу…

— А на шее у вас до сих пор сидит? А в вытрезвителе с завтра до послезавтра работал? — резко спросил Тверезов. — Хватит играть в кошки-мышки! Когда вы получили от сына последнее письмо?