Юрий Леляков - Красные сферы (часть 1)

И… Вдруг поток мыслей Ромбова резко прервался. На простом деревянном кресте он увидел заржавевшую металлическую табличку с датами «28 мая 1958 — ноябрь 1977».

«Ясное дело, не родители хоронили, — подумал Ромбов. — Они бы и из похорон сына сделали демонстрацию своего достатка. Хоронили однокурсники. И фамилию не написали, чтобы никто не узнал.»

Похоронная мастерская была рядом. Когда Ромбов проходил мимо неё в прошлый раз, здесь не было никого, а теперь перед дверью стоял человек в ватнике и сваривал из кусков железнодорожных рельсов кресты…»

(В ватнике — и… сваривал?!)

«…— Где ваше начальство? — спросил Ромбов.

— Нет его… — ответил гробовщик. — Начальство часто опаздывает.

— А сколько вас тут?

— Трое. А что?

— Так вот… Я — следователь… Прибыл сюда с заданием вскрыть гроб, в котором похоронен неизвестный 28 мая 1958 года рождения, умер в ноябре 1977 года. В краевом отделе внутренних дел… уже знают…»

(Но это хоть… «по форме»? По процедуре?)

«…— А чем вы докажете? — спросил неизвестно откуда появившийся второй гробовщик. — Вчера в газете писали, как один одевал милицейскую форму и ходил воровать…

Ромбов вынул из кармана разрешение на вскрытие гроба, с подписью и печатью, и показал обоим гробовщикам…

— А от начальства нагоняя не будет?

— Если начальству будет нагоняй за опоздание, оно само виновато. Берите третьего и пошли…

Взяв с собой третьего, который всё время подозрительно пошатывался и закрывал левый глаз, и захвати лопаты, гробовщики пошли к могиле Валерия Греха. За ними шёл Ромбов…

…Третий гробовщик на поверку оказался пьяным, и пришлось копать двоим. Земля была мёрзлой, дело подвигалось медленно… Но вот, наконец, из-под земли показалась полусгнившая крышка гроба.

— Только верхнюю доску снять или весь гроб выкапывать? — спросил один из гробовщиков, которому явно не хотелось заниматься неоплачиваемой работой.

— Только верхнюю доску, лишь бы побыстрее, — ответил Ромбов.

Очистив верхнюю доску гроба от мёрзлой земли, гробовщики поддели верхнюю доску лопатой и рванули так сильно, что она вместе с гвоздями подскочила и перевернулась. Крест отвалился от доски и упал на железную ограду. Но…»

(Или — «полуофициально»? Хотя — иная ветвь!)

«…— Что за чёрт… — испуганно проговорил пьяный гробовщик.

В гробу лежал не покойник, а завёрнутый в тряпки деревянный чурбан…» (или) «…манекен, на лбу у которого была привинчена металлическая табличка с какой-то надписью, судя по неровным буквам, вырубленной наскоро.

— Что это значит? — спросил один из гробовщиков.

— Пока не знаю, — ответил Ромбов. — Пусть один из вас вызовет сюда милицию, а остальные выкопают весь гроб.

— Вы же говорили, одну верхнюю доску…

— Так я же не знал, что в гробу… Будь здесь настоящий покойник, хватило бы одной доски.

Недовольно ворча, двое гробовщиков — трезвый и пьяный — вновь принялись за работу. Третий направился к мастерской.

Через минуту оттуда послышалась нецензурная брань. Заподозрив неладное, Ромбов сразу же принял решение.

— Я сам быстрее справлюсь, — сказал он, забирая у пьяного лопату. — А вы пойдите разберитесь, в чём дело.

— Да я и так знаю. Начальник разозлился, что через его голову гроб вскрыли.

— Тогда вот, — Ромбов отдал гробовщику разрешение на вскрытие гроба, — покажите ему.

Но что-то произошло, и… Гробовщик отправился выяснять отношения… Через минуту от мастерской раздался крик:

— Да кто ты такой, чтоб мне судом угрожать? Знать ничего не желаю! Покажите мне этого следователя!

Ромбов прервал работу и обернулся. Сзади к нему приближался…»

(Знакомый… по случаю с лягушкой! Вернее — с тряпкой, принятой на неё! Вот оказался — кто и откуда!

Да и… Федю Морозова — как не узнать в одном из «гробовщиков»!)

«…— Теперь убедились, что это не обман, — спокойно спросил Ромбов.

— Убедился, — пробормотал начальник. — Но… — запнулся он, ища повод для дальнейшего разговора, — …почему мне сразу не сообщили?

— Вы опоздали, а я ждать не могу. Надо срочно позвонить в милицию, чтобы приехали и увезли то, что лежало в гробу под видом трупа.

Заглянув в гроб, начальник пообещал, что сейчас позвонит, и бросился к мастерской. А Ромбов на всякий случай спросил:

— Помнит ли кто-нибудь из вас, как хоронили этот манекен?

— Если память мне не изменяет, — ответил гробовщик, — на такси привезли…

— А в закрытом гробу?

— В забитом даже. Иначе бы заметили…»

(И помнил — через шесть лет? Хотя — необычный случай! Для любой ветви…

Но что теперь? «Полуофициально» вскрыв гроб?

Неясно! Далее — лишь…)

«…Оторвав взгляд от проплывающих за бортом, несмотря на огромную скорость самолёта, облаков, Ромбов раскрыл на нужной странице… книгу, в которую был вложен лист бумаги с переписанным с таблички шифром. Того, что кто-то заметит это, он не боялся — Ромбов сидел в заднем кресле, ближайшем к хвосту, а сосед только что заснул…

…Наверно, он не рассчитывал, что гроб вскроют. А если и надеялся на вскрытие, то думал, что это будет человек, который поймёт его. И ещё ясно, что шифровал он в спешке и рассчитывал на лёгкую расшифровку. Сразу ведь ясно, что вот эти слова с больших букв — имена и фамилии! И знаки препинания все расставлены… Да, но чьи имена и фамилии? Сообщников?

Ромбов вспомнил о так называемом числовом шифре. Смысл этого шифра состоит в следующем. Берётся любое число, например, 321, которое называется ключом к шифру. Затем к номеру первой буквы шифруемого слова прибавляется 3, ко второй — 2, к третьей — 1, к четвёртой — опять 3, и так до конца текста. Или вычитается. И — записываются уже буквы, номера которых получились. «а краях» алфавита, конечно, приходится прибавлять или вычитать 33 из итоговой суммы, чтобы не выйти за пределы алфавита: Ю, Я, А, Б… Или наоборот: Б, А, Я, Ю…

…заметил, что вторые имя и фамилия сообщника Валерия Греха содержат столько же букв, что и имя и… Ради… слава… Кременецкий…» (?) «… и решил попытать счастья.

«Чжусштбк — это Радислав Кременецкий…» (ах, вот как!) «…— начал рассуждать Ромбов. — Значит, первая цифра ключа — 7. Вторая — «ж» минус «а», то есть опять 7. Третья — 1, четвёртая — 9, пятая — 7, шестая — 7, седьмая — 1, восьмая — 9… Да ну? — удивился Ромбов. — Получается! И ключ подходит к шифровке наскоро. Ключ — 1977.»

Вот так, под приглушённый гул мотора, буква за буквой, Ромбов постепенно расшифровывал послание Валерия Греха тем, кто вскроет его гроб. Закончив первую фразу, он остановился и прочёл: «Нас четверо — Валерий Меркурьев, Ратислав Кременецкий, Александр Зорин, Валентин Викторов». Эта фраза чем-то напомнила ему надписи, сделанные… защитниками Брестской крепости на её стенах. Но Ромбов отогнал от себя эту мысль — слишком уж неестественно показалось ему сравнение…»