Юрий Леляков - Красные сферы (часть 1)

(Почему?)

«…и продолжить расшифровку. «Мы исчезли, чтобы вернуться и с помощью новых знаний помочь одолеть земные пороки», — гласила вторая фраза.

А вот над этим стоило задуматься…

В этой фразе было что-то религиозное, а весь шифр казался… торжественно-таинственным письмом в будущее, имеющим целью навести на след исторической тайны. Но Ромбов, человек сравнительно холодного ума, сперва подумал не об этом. А о другом — о том, что не упоминается фамилия Греха. Получалось, что Грех ушёл из жизни безвозвратно, а Меркурьев, Кременецкий, Зорин и Викторов «исчезли, чтобы вернуться и с помощью новых знаний помочь одолеть земные пороки». Но почему тогда этот шифр оказался в гробу Греха? Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Кременецкий и его сообщники вполне могли узнать, что где-то хоронят самоубийц, и, догадавшись, что гроб вскроют, заложили туда шифр. Но зачем подменили труп манекеном? Чтобы не заржавела табличка? Вряд ли. Гораздо проще было бы сделать надпись на стене. Хотя, не исключена возможность, что Грех сменил фамилию и исчез под именем Меркурьева. Но кто такие Зорин и Викторов? И куда они могли исчезнуть?…»

(И… Ой! Кажется…

В том, довоенном детстве — ему, Родиону, сперва хотели дать имя «Ратислав»? Или «Мирослав»?)

«…— Значит, объединились два дела, — констатировал начальник следственного отдела Ялларабов… — А, между прочим, из Владивостока новость. Сообщают, нигде в Советском Союзе пластмасса, из которой сделан манекен, не производится… Краска, правда, наша…»

(Для придания ему «естественных» черт? Или о чём это?)

«…— А насчёт Кременецкого у вас новых данных нет? — спросил Ромбов.

— Вы намекаете на ваше долгое отсутствие? Надо было всеми силами добиваться билета на самолёт. Между прочим, на этих ваших расходящихся кольцах уже два человека помешались.

— Как? — удивлённо спросил Ромбов. — Помешались? Это вы всерьёз?

— Конечно, не в шутку. 10 февраля вечером в психиатрическую больницу доставили какого-то военного лётчика 45 лет…» (Ну, ясно — Крохотов!) «…Вот уж не думал, что люди этой профессии сходят с ума. Кто-то из врачей догадался записать свой разговор с ним и принёс плёнку в милицию. Вот послушайте.

Ялларабов снял с магнитофона крышку и включил его.

— Чтоо выы… — завыло в магнитофоне.

Ялларабов незаметно чертыхнулся и переставил скорость.

— …помните о той ночи? — спросил женский голос…»

(Заведующей отделением в Киеве! А записала — медсестра! Та… что и в другой ветви — тот, ночной разговор!)

«…— Доктор, я не сумасшедший! Выпустите меня отсюда! — настойчиво потребовал в ответ голос, совсем непохожий на голос сумасшедшего. — Вы же сами говорили, что энцефалограмма у меня нормальная!

— Да, нормальная, — согласился женский голос. — А вы хорошо помните события той ночи?

— Очень хорошо! Начальство запретило мне говорить об этом, но я больше не в силах хранить эту тайну! Пусть эта сволочь делает со мной, что хочет, но вы знайте: я действительно всё это видел!

— Так как вы говорите? Когда это было?

— 13 января 72-го года, вечером. Правда, это было в Приморье, так что у вас было утро…» (А не 14-го?) «…Мы преследовали нарушителя границы. У этого самолёта была такая конструкция, которая если где-нибудь и производится, то в страшном секрете. Пять лет после этого случая я пересматривал авиационную литературу всего мира и не нашёл ничего подобного… Крылья направлены не назад, а вперёд, наверху антенны локатора… Как он вообще мог летать, ума не приложу. И цвет сигнальных огней был не такой, как надо: не красный и зелёный, а синий и розовый. Мы пытались посадить его, но нарушитель оказался сверхзвуковым. Я уже тогда не знал, что и подумать. Сперва я попытался связаться с нарушителем, но только потерял время: другие экипажи уже оговорились между собой и стали окружать нарушителя. Тут нарушитель выпустил что-то на парашюте, а какой-то мерзавец с соседнего самолёта тут же выстрелил, и парашют вспыхнул… Ну и взрыв был!..»

(Зонд! Просто зонд! Вот что это!)

«…Командир сразу же приказал расстрелять нарушителя, и второй пилот, не задумываясь, пальнул! — голос его стал понемногу переходить в крик. — И ракета, и самолёт-нарушитель — сразу исчезли, а по небу пошли туманные круги! Их, кажется, было 10, и они быстро таяли! Если вы мне не верите, спросите второго пилота, я вчера дал вам его адрес!

— Но вы понимаете, насколько это неправдоподобно?

— Да, понимаю… Я целый месяц занимался расчётами, пока не убедился что такой самолёт не может быть сверхзвуковым, даже при условии, что… Нет, я не то хотел сказать. В общем, обратитесь ко второму пилоту.

Ялларабов выключил магнитофон. В кабинете застыла мёртвая тишина. Первым нарушил её Ромбов.

— И они обратились к свидетелю?

— Он давал адреса трёх свидетелей, но те ничего не подтвердили. Он кричал, что они трусы и сволочи, что повесится, если они не подтвердят… ведь они же всё видели. Но они продолжали стоять на своём. Тогда он ударил одного из них, а другие бросились наутёк… Осмотрев труп, эксперты определили, что удар был нанесён очень твёрдым предметом, а врачи утверждают, что в руке у него в тот момент ничего не было. Какую же силу надо иметь, чтобы так ударить! Впрочем, следующей ночью… это было 14-го — он выбил рукой решётку и бежал…»

(Чудовищно, и… как не о них! В другой ветви — подпольщиках из Компартии Сахалина; в сложившейся — мирных водителях городского транспорта…

Нет, а 14 января — там уже… 1984 года?)

«…— Ну и заварилась же каша с этим Кременецким… — заметил Ромбов…» (Каждый раз — мороз по коже!) «…— Месяц назад это было просто открытое дело. А теперь в нём есть всё из фильмов ужасов: мертвец с сюрпризом, сумасшествие, неизвестные сообщники… А второй сумасшедший?

— 15-го, то есть вчера…» (ах, уже февраля!) «…к нам пришла одна женщина и стала давать показания, что якобы видела такие же расходящиеся кольца утром какого-то января 72-го года здесь, в Ровно. Обратите внимание на то, что с тем лётчиком это, по его словам, было тогда же. По словам этой женщины, из общего центра этих колец выпрыгнул человек с парашютом, как ей показалось, очень высокого роста… Откуда он взялся, она не заметила.

— И вы посоветовали ей обратиться к психиатру?

— Посоветовал. Она обиделась на недоверие и ушла…»

(Непробиваемый скепсис…

И вот — один телепортирован в Ровно… а остальные? Или и был — один?)

«…А я вспомнил…» (продолжал Ялларабов?) «…что в январе 72-го года купил кинокамеру и делал первые пробные съёмки. К слову сказать, сейчас я уже восемь месяцев ничего не снимал, потому что плёнок для нормальных кинокамер в продаже теперь нет, только для простых «супер»-ящиков. Ну, вот я и решил посмотреть этот фильм, когда приду домой. И — что вы думаете — увидел на плёнке спускающегося парашютиста. Тогда я не очень смотрел, что снимал, а то обязательно припомнил бы, видел ли я там самолёт. Но столько свидетельств… Не знаю, что и подумать…»