Юрий Леляков - Красные сферы (часть 1)

Стоп! А в закрытом ли гробу его хоронили? Если хоронили вообще. Может быть, Грех солгал? Вряд ли. Тогда сразу бы сказал, что труп нашли. Впрочем, с трупом всё равно надо проверить…»

…В отличие от следователя Ромбова… Тверезов был оперативным работником. Это различие наложило отпечаток и на его психологию. Его внимание не могло быть постоянно занято каким-то одним делом. А вот Ромбов…

…— Но я буду добиваться, чтобы мне дали дело Греха. Начальство хочет поручить его кому-нибудь другому, с меньшим опытом. Всем почему-то кажется, что там нужно только выкопать труп. А мне кажется, что это ещё не всё, а только начало. Меня смущает фраза с комплекцией. Я разбирал пять самоубийств, но ни один покойник не оставлял после себя таких визитных карточек…» (Лексика иных ветвей!) «…Жаль, что нельзя проверить, кто и когда учился в 20-й школе. Проклятые американские шпионы всё сожгли…»

(Серьёзно? Ещё кто-то заметал следы?)

«…— Но с чего начнём? С трупа?

— Вроде бы надо с трупа. Греха мы уже выпотрошили…» (Да, лексика!) «…Автор письма установлен. Теперь надо проверить, действительно ли он похоронен во Владивостоке.

— А что слышно насчёт того, второго дела? — резко изменил тему разговора Тверезов.

— А что может быть слышно про того, кто испарился, не успев разбиться в лепёшку, из-за чего вся его семья теперь не доверяет милиции? Это дело временно закрыто уже третий год.

— Но вот что интересно. Ты мне как-то сказал, а я до сих пор не могу этого забыть… вытащили в окно, а его жена утверждает, что слышала, как открывалась дверь. Ни на двери, ни на окне не имелось чужих отпечатков пальцев. А бежать из дома сознательно у него не было повода… Как же это вышло? Плюс ещё то, что лифт был поднят на пол-этажа и застрял…

…— Я вчера вечером взял это дело из архива, чтобы пересмотреть. На глаза мне попались показания жены… Она утверждает, что тот был ей неверен. В прошлом году на октябрьской демонстрации…» (там «прошлый» — 1977-й!) «…она увидела его с какой-то незнакомой женщиной… стала пристальнее следить за ним, рылась в ящиках его стола, когда он уходил в Водный институт, но ничего не находила, и это всё больше и больше озлобляло её. А где-то с середины декабря она стала находить у него в бумагах чистые листы чертёжной бумаги, пронумерованные по углам… Сначала она не обращала никакого внимания, но потом обнаружила флакон с прозрачной жидкостью, на внутренней стороне пробки которого была укреплена авторучка, как кисточка во флаконах с клеем, и догадалась, что это невидимые чернила, предназначенные для превращения этих листов в секретные документы. Потом она заметила, как он растворяет едкий натр, и сообразила, что надо смазать листы фенолфталеином, чтобы буквы стали видны…»

(Нет, кажется… тупик!

Не укладывался в лихо закрученный «шпионский» сюжет — отчаявшийся студент ровенского вуза! И — никакого образа «жены»!)

Но вот… Ромбов — или некто, названный Ромбовым…

«…на следующий день, 1 февраля, уже ожидал посадки на поезд, следующий недавно введённым рейсом Львов — Владивосток…

До поезда оставалось 10 минут. Ромбов вышел на перрон. Был холодный зимний вечер. С неба сыпал жёсткий сухой снег… В свете фонарей, освещающих перрон, казалось, что небо каждую секунду прочерчивают сотни ярких метеоров, изогнутых и попеременно вспыхивающих, как чёточные молнии или следы от трассирующих пуль. Зажмурившись, чтобы снежинки не попали в глаза, Ромбов посмотрел вверх. Облаками было закрыто не всё небо, но яркий свет фонарей не давал возможности рассмотреть слабые звёзды. Повернувшись к югу, Ромбов увидел только три ярких звезды и справа вверху — едва видимую четвёртую. Эти четыре звезды образовывали на небе большой неправильный четырёхугольник.

«Странно, — подумал Ромбов. — Раньше я редко смотрел по вечерам на небо и не интересовался звёздами… А вот теперь, кажется, начинаю представлять себе, что такое межзвёздные расстояния. Эти звёзды между собой, наверно, так же далеки, как и от нас, и их свет идёт к нам десятки лет. Мы видим одни звёзды такими, какими они были до начала космической эры, другие — до войны, третьи — в прошлом веке. Как всё-таки огромен мир! А мы, люди, живём интересами одной лишь своей Земли, даже не Земли, а своей страны, а то и вообще только своей хаты с краю, вечно что-то делим и ссоримся. А спутники Юпитера и Сатурна, Марс, астероиды ждут своих исследователей. У других звёзд прилёта пришельцев ожидают инопланетяне… А мы только и знаем, что вооружаться и смиренно ждать начала новой войны. И я хотел бы побывать там, на других планетах, но вынужден истратить всю свою жизнь на борьбу со всевозможными подонками от директора гособъединения с буржуазными аппетитами до рядового алкоголика. И это всё бессмысленно, потому что проклятые преступники, размножаясь на ходу, проскальзывают в дырки уголовного кодекса, и нам остаётся только разводить руками.»

От этой мысли Ромбову неожиданно стало жутко. Неужели и вправду его жизнь… за этой борьбой с преступностью так и пройдёт впустую? Нет, конечно. Но разве можно смириться с таким положением, когда закон иногда становится на сторону преступников, отчего их число растёт параллельно с ростом человечества?

— Пасажирський поїзд № 904 сполучення Львів — Владивосток прибуває на першу колію, — объявило вокзальное радио. — Пассажирский поезд № 904 сообщения Львов — Владивосток прибывает на первый путь. В связи с опозданием стоянка поезда сокращена…»

(И был бы такой рейс?)

«…Ромбов поднял чемодан и подошёл поближе к перрону. Раздался приближающийся гул. Яркий луч фары электровоза осветил падающие снежинки и тонкий слой снега с редкими чёрными следами.

Да, следы определённо редкие, подумал Ромбов, предъявляя билет и садясь в вагон. По делу Греха… письмо, показания Греха-старшего, и могила. Если в могиле окажется труп Валерия Греха — значит, дело можно закрыть. А дело… того, второго… Неужели — вряд ли будет раскрыто? И будет… первое в практике Ромбова дело, которое оказалось не под силу советской милиции? Даже думать так не хочется. Но…»

(Но и не Кременецкий же — тот, второй милиционер?

Захар, Вячеслав, или… сам Родион? И назван там — Ромбовым?

А снег — вагон проверил — был как раз не «тонкий»!..)

…И вот уже — кладбище во Владивостоке?

«…Ромбов шёл, смотря на надписи, и странное ощущение… Ему казалось, что покойники из могил спрашивают его: что ты сделал для победы коммунизма после нашей смерти? Что ты сделал для снижения преступности? Мало ли за тобой осталось неоплаченных жизненных долгов? И Ромбов чувствовал, что ответить ему нечего. Коммунизм, который должен был быть построен уже к 1970 году, не построен до сих пор, преступность не падает, процветают бюрократия, махинации, пьянство — и в этом есть и его, Ромбова, доля вины. Или нет? Но что они, правоохранительные органы, делают не так?