Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Люсьен Элюан остановился перед большим плакатом с надписью «Скот». Позади него высился цех, окутанный белым дымом почти без запаха. Внутри сотни сотрудников и десятки грузовиков занимались перемещением животных.

– Прежде чем посвятить себя семейному делу, – повел рассказ экскурсовод, – я постигал азы икусства на обычных бойнях. У меня есть право назвать их подлинным адом. Скот убивают пятикилограммовыми молотами, обрушиваемыми на головы обреченных. Те, кто занимается этим весь рабочий день, сходят с ума, запивают, чтобы прийти в себя, и чем больше пьют, тем более неуклюжими становятся, начинают промахиваться, и тогда коровы с размозженными черепами с мычанием носятся по двору, сея панику…

Лукреция стиснула зубы от этой мрачной правды. Элюан, довольный произведенным эффектом, продолжил:

– Оптовые торговцы мясом придумывали церемонии посвящения, нечто вроде розыгрышей новичков, заставляли новенького выпить литр только что вытекшей, свежей крови. Я уже не говорю о бичах…

– Персонал должен был часто меняться, – невозмутимо молвил Исидор.

– Чувствительным людям там не место. Другие, чтобы не свихнуться, заставляли себя смириться, а то и начинали получать удовольствие от происходящего, – философствовал Элюан. – Они охотно мучили скот, били молотом не до смерти, на целый день подвешивали за ноги. Превращались в садистов, чтобы привыкнуть. Но постепенно все это уходит в прошлое. И, между прочим, не только из-за защитников животных… Профессионалы пришли к выводу, что стресс у коровы влияет на вкус мяса. Молекулы стресса выживают даже после варки. Люди к ним чувствительны. Употребляя в пищу «стрессовое» мясо, мы сами немного подвергаемся стрессу.

– Вы хотите сказать, что, поедая мясо страдающих животных, мы принимаем часть их страданий на себя?

Люсьен Элюан утвердительно кивнул.

– Заметьте, я толкую о крупном рогатом скоте, а ведь с домашней птицей дело обстоит еще хуже. На бойнях их массово подвешивают за ноги на конвейере, потом вырывают языки, чтобы они молча истекали кровью через клюв – так мясо получается белее. Белое мясо – признак выпущенной крови.

– Прекратите, а то меня вырвет! – взмолилась Лукреция.

– Все дело в том, – не унимался Элюан, – что защитники животных вызывают своими действиями хохот и дискредитируют собственное дело. Для защиты животных следовало бы найти более надежных людей. Решений стоит ждать от сознательных промышленников, жалобный писк актеров и певцов ничего не даст.

– А рыба? – взволнованно спросила Лукреция.

– Сейчас, в современных индустриальных хозяйствах, рыбу разводят в садках площадью три на два метра. Из соображений рентабельности устраивают страшную тесноту. В этом объеме больше рыбы, чем воды, сверху рыба даже дохнет от удушья.

Вокруг них назойливо плясали на плакатах хрюшки, довольные тем, что кормят людей.

– Свиньи! – напомнил суровый Исидор.

– Я поработал на свиной бойне. Там день-деньской стоит невыносимый визг. Свинья, когда ее режут, способна визжать с громкостью восемьдесят децибел. Попробуйте представить этот шум!

– Похоже, лично вас все это несильно смущало.

– Напрасно вы так, я человек чувствительный. А невыносимый запах свернувшейся крови! На старой бойне меня с ходу выворачивает наизнанку. Животные должны испытывать те же чувства. Именно поэтому я настоял на кардинальной модернизации всего технологического процесса, включая забой, на моем комбинате. Следуйте за мной.

Они вошли в большой белый цех. Там тянулись на сотни метров вдаль тысячи и тысячи свиней, зажатых со всех сторон железными ограждениями, с заблокированными гильотинами головами, уткнувшихся рылами в лотки, где тек полужидкий корм.

Здесь было тихо, ничем не пахло, ничего не дымилось. Слышалось только мерное гудение моторов да мерное жевание.

– Полюбуйтесь, какая чистота! Между прочим, свиней незаслуженно называют грязными. На самом деле это чистоплотнейшее животное на воле только и делает, что себя вылизывает. Грязные они потому, что их держат в грязи. Заприте голых людей в классический свинарник, по колено в собственных экскрементах, и они перещеголяют грязью свиней.

Лукреция подошла ближе к предметам спора.

– Но они не могут даже шелохнуться, не то что себя вылизывать!

– Конечно, чтобы не наращивали мышцы. Им надо максимально жиреть, чтобы рос выход сала.

Стоя перед одной из свиней, Исидор Каценберг сказал:

– Все на одно лицо…

– Обычное дело. Все поголовно принадлежат к особенно устойчивой линии свиней породы «большая белая». Все они братья. Скоро благодаря клонированию мы, возможно, начнем плодить близнецов лучшего из них. Но и эти уже на диво производительны. Они взрослеют в десять раз быстрее, чем всего несколько лет назад. Взгляните вот на этого, на вид взрослая свинья, а на самом деле разжиревшее дитя. Единственный недостаток – слабая устойчивость к свиному гриппу. Они такие неженки, стоит заболеть одному, как заражается весь свинарник.

Лукреция почесала одному из поросят спинку.

Люсьен Элюан с наслаждением рассказывал журналистам о своем ремесле:

– Мы вывели генетические линии с выраженным окороком, это позволяет экономить бесценные секунды на разрубке. Речь идет о многотысячном поголовье, получается внушительное ускорение.

– Этот неоновый свет никогда не гаснет? – спросил толстый журналист.

– Нет, для ускорения взросления их практически лишают сна. Им положено беспрерывно есть. Наблюдение ведется вон оттуда, сверху.

Он проводил их на помост, откуда можно было держать под контролем весь цех, показал пульт управления, совсем как на атомной электростанции. На несчетных компьютерных мониторах мелькали цифры, сменялись таблицы и схемы расходов в пересчете на одну голову, на час, на единицу полезной площади.

– Все компьютеризировано. С этой клавиатуры отодвигается решетка, по одному пропускающая животных на забой. Нажатием вот этой кнопки автоматически открывается целый сектор, этой – все сектора сразу. Эта управляет подачей антибиотиков. Эта направляет животных на забой.

Они спустились вниз. Люсьен Элюан подвел их к отсеку с орденоносной свиньей: на ошейнике висел огромный медный диск. Животное было до того раскормлено, что не столько стояло на ногах, сколько упиралось животом в пол.

– Прошу любить и жаловать: Александр, победитель конкурса в этом году.

Над Александром был подвешен стеклянный саркофаг с останками свиньи.

– А это Афродита, победитель прошлогоднего конкурса.

Распятый поросенок с этим именем, обезглавленный, с отрубленными ногами, демонстрировал все свое жирное вывороченное нутро. Разноцветные букетики и бумажные цветочки вместо ног превращали его в экспонат сельской ярмарки. Всю картину венчала позолоченная пластмассовая медаль – «Большой приз сельскохозяйственного конкурса Парижской ярмарки».