Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Александр отказывался смотреть на своего отличившегося предшественника.

– Sic transit gloria mundi, так проходит слава мирская, – изрек вместо эпитафии Исидор Каценберг.

Знающий экскурсовод отвел их к тучным свиноматкам, намертво зажатым в клетях из нержавейки. Видны были только соски, в которые тыкались ненасытные поросята.

– Согласитесь, трогательное зрелище! Молодняк не отнимают, пока не прекратится лактация. Великодушно, не правда ли?

Один из сновавших между отсеками ветеринаров заливал в кормовой лоток синюю жидкость.

– Что за синька?

– Антибиотик. Повторяю, малейшие эпидемии для нас недопустимы. Мы не можем требовать от этих животных с ускоренным ростом отлаженной иммунной системы. Они такие хрупкие! Метиловую синь мы добавляем для того, чтобы проверить, кто пил препарат. Если рыло не синее, значит, этой свинье препарат не достался, приходится вводить его внутривенно. Они получают столько антибиотиков, что их мясо само по себе – медикамент! Я даже говорю родным: заболели – ешьте свинину!

Лукреция Немрод нашла взглядом свиней с синими рылами. Они выглядели образчиками безропотного смирения.

– Вы-то, по крайней мере, не защитники живой природы? – вдруг забеспокоился Люсьен Элюан.

– Нет, мы просто люди. Чтобы мыслить, необязательно принадлежать к какой-то политической группе, – ответил ему Исидор Каценберг.

Люсьен заподозрил, что над ним насмехаются, но не стал лезть в бутылку.

– Вы, друзья животных, вызываете у меня смех. Пусть люди мрут, вы твердо стоите за права животных!

Исидор забросил себе в рот лакричный леденец.

– Можно быть гуманистом и при этом защищать животных. Одно не противоречит другому. Более того, мне дороги растения и даже минералы. Одним словом, я – поборник жизни во всем ее разнообразии.

Люсьен Элюан растерялся, не зная, как отнестись к этому символу веры. Он приласкал несколько красавчиков в отсеках, после чего предложил журналистам перейти в соседний цех – непосредственно на бойню.

Есть по-прежнему нечего.

Отряд несолоно хлебавши возвращается на недоделанную стоянку.

В их отсутствие остальные, ослушавшись вожака стаи, стали грызть вырванные из земли корни, не побрезговали даже травой. Многие отравились, их рвет. Всеядность всеядностью, но всему есть предел.

Вожак стаи делится пойманной при бегстве крысой. Она уже не первой свежести, но первая самка жадно хватает ее.

Все слишком проголодались.

Есть – первейшая необходимость. Напрасно ОН воображал, что сможет забыть о голоде, увлекшись духовным ростом, теперь приходится расплачиваться за иллюзию спазмами в желудке.

От мук, вызванных белковым голоданием, соплеменники делаются агрессивными. Некоторые самцы бьют молодняк и не прочь его сожрать. Самкам приходится сплотиться и встать стеной, защищая новое поколение.

Все знают, что если не найти быстрого решения продовольственной проблемы, стае грозит развал. Необходимо сделать все, чтобы избежать этой крайности.

Бывший вожак созывает стаю. Он что-то нашел у подножия дерева. Все спускаются.

Бывший вожак указывает на термитник. Самки и доминантные самцы поднимают его на смех. Всем известно, что при приближении к термитнику его жители разбегаются. Даже если их ловить, что нелегко, требуется огромное количество, чтобы насытиться хотя бы самому. Старик утверждает, что знает способ. Схватив палку, он втыкает ее в термитник. Извлеченная наружу, палка густо облеплена термитами: они вцепились в деревяшку с целью помешать разорению их дома.

Это лучше, чем ничего. Попытка не пытка. Все по очереди тыкают чем попало в термитный холм и вынимают орудия, покрытые бесчисленными возбужденными защитниками отчего дома.

У хрустящих на зубах термитов, оказывается, неплохой вкус.

Но вожак стаи недоволен. Его не устраивает медлительность насыщения. Главное, термиты недостаточно питательны. Старик утверждает, что в сердцевине термитного холма находится матка – толстый и сочный белый слизняк.

Тогда вожак, недолго думая, хватает большой камень и запускает им в термитник. Там начинается паника. Все насекомые как по команде уползают под землю. Больше не видно ни одного. Прощай, надежда насытиться! Вожак задирает нос, ему не престало признавать свою ошибку, приходится требовать, чтобы все дружно, следуя его примеру, разворотили термитник камнями.

ОН разочарованно поглядывает на вожака. Говорят, мы заслуживаем тех, кто нами верховодит. Может быть, они все же не самые развитые в животном царстве.

Вожак стати атакует опустевший дом термитов с куском скалы наперевес. Подумаешь, ошибся! Это еще не повод признать свою ошибку и не продолжать ошибаться. Среди привилегий вожаков есть и эта. Доминантные самцы считают своим долгом ему помочь.

ОН держится в стороне, с удивлением наблюдая за бесполезной суетой и думая о том, что, возможно, родился в неудачном месте.

Его стая – толпа примитивов с примитивом в квадрате во главе.

– Перед вами последние достижения в искусстве забоя скота.

Исидор Каценберг и Лукреция Немрод уставились на большие механизмы, вибрировавшие среди запаха озона и дезинфицирующих средств. Неподалеку негромко скрежетало железо, кромсавшее трепещущую плоть.

По галереям расхаживали сотрудники в халатах – уже не ветеринары, как в «скотской» зоне, а техники со спрятанными под шапочки волосами, в матерчатых лицевых повязках. Их можно было бы сравнить с медиками, с которыми репортеры сталкивались в клинике д-ра Ван Лисбет, если бы не портативные компьютеры, в которые они непрерывно вносили какую-то цифирь.

Люсьен поприветствовал некоторых, те показали ему на своих экранах последние таблицы рентабельности производства. Он раздал советы, как дополнительно сократить расход времени и всего прочего, повысив число поступающих в обработку свиней.

– Раньше вас ни за что не пустили бы в святую святых, – сказал он журналистам. – В былые времена бойня была местом, где сосредотачивалась душевная боль потребителей, страдавших угрызениями совести. Лучше было закрывать глаза на происходившее там, чтобы люди не маялись душой, поднося ко рту хот-дог или шмат ветчины. Ныне наша фирма, напротив, горда своей способностью продемонстрировать желающим свою сверхсовременную технику.

По огромному пандусу текли розовой рекой сотни свиней. Внизу их ждала широкая, диаметром в несколько метров воронка, через горловину которой они по одной, через равные интервалы времени, попадали на нижний уровень.

Там двигалась конвейерная лента. Две вертикальные стенки, сжимавшие сырье по бокам, не позволяли ему не то что сбежать, а даже шелохнуться. В конце конвейера каждая особь получала в основание головы электрический разряд силой в 30 тысяч вольт. В месте прикосновения рамки светлая щетина завивалась в колечки, животные приобретали обалдевший вид, их розовая кожа шла дымящимися пузырями и разила горелыми ногтями.