Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

– Разве вы не горды принадлежностью к людской породе? Мы больше никого не боимся. Перед вами вершина хищничества: завод, ритмично перерабатывающий и убивающий тысячи животных, не имеющих ни малейшей возможности сбежать. Более того, мы совершили наивысший подвиг: обрели способность убивать, не применяя никакого насилия.

Что-то загрохотало. Подбежавший сотрудник прошептал на ухо инженеру несколько слов.

– Прошу меня извинить, – сказал тот и заторопился в «скотскую» зону.

Исидор Каценберг и Лукреция Немрод старались от него не отстать. Источник шума оказался за воротами: сотня демонстрантов в масках животных размахивала плакатами с враждебными лозунгами. Мгновение – и они ворвались на заводской двор. Как заметила Лукреция, среди всевозможных масок было не меньше десятка обезьяньих.

Лоб Люсьена Элюана прорезала недовольная морщина.

– Опять этот ФОА, Фронт освобождения животных… Психи, выпускающие на все четыре стороны кошек, собак, лабораторных кроликов. С некоторых пор они осаждают бойни. В Англии их без колебания сажают в тюрьму за нарушение общественного порядка, но во Франции их не принимают всерьез, все еще считая слегка зарвавшимися экологами. Полагаю, вы как журналисты засвидетельствуете их агрессивность и намерение причинить ущерб частной собственности.

Сотрудники компании «Элюан» растянулись в цепь, образовав живой заслон. Люсьен бросился к ним, чтобы возглавить. Образовалось два враждебных фронта: джинсы, куртки и маски животных против рабочих халатов и касок.

«Нет интенсивному животноводству!» «Нет пыткам!» «Мир животным!» – скандировали демонстранты.

Подчиненный подал патрону электрический мегафон.

– Я знаю, кто вас натравливает! – крикнул Люсьен Элюан. – После кризиса с «коровьим бешенством» в 1996 году потребление свинины выросло втрое, а говядины резко упало. Владельцы боен крупного рогатого скота – вот кто подсылает вас сеять хаос!

Некто в петушиной маске, похоже предводитель смутьянов, тоже вооружился электрическим громкоговорителем.

– Нет, мы совершенно независимы! Мы по доброй воле вступаемся за животных.

– Почему тогда вы обходите стороной коровьи бойни?

– Настанет и их черед! – мрачно пообещал «петух», жестом послав своих сторонников в наступление.

– Стоять, не то я вызову полицию! – гаркнул Люсьен.

– Вызови! Пусть увидят, что здесь творится. Никто не в курсе. Если бы люди знали…

– Все строго в рамках европейского законодательства о гигиене и санитарном контроле! – крикнул производитель колбас. – Здесь со мной журналисты, я все им показал. Мне нечего скрывать.

Он ткнул пальцем в Лукрецию и Исидора. Те не успели опровергнуть его слова, позволив ему выставить их подтверждением его правоты.

Из-под кроличьей маски зазвучал высокий, звонкий девичий голос:

– Законы о гигиене ни при чем. Речь идет о сердце! Зная, как вы поступаете с бедными животными, стыдишься принадлежности к людям. Мы боремся за свое человеческое достоинство!

Персонажи за спиной оратора в масках коз, зебр, обезьян и львов в знак одобрения ударили в землю черенками своих заступов.

– Раз вы люди, покажите свои человеческие лица! – С этими словами Люсьен Элюан шагнул к предводителю демонстрантов, чтобы сорвать с него петушиную маску.

Тот отреагировал ударом пластмассовым клювом колбаснику в лоб. Это послужило сигналом: демонстранты набросились на работников завода. Каждый издавал при этом отдельный боевой клич голосом животного, чью маску надел. Раздавалось гавканье, мяуканье, ржание, блеяние, рычание. Люсьен пытался сдержать натиск, но вскоре стало ясно, что его людей недостаточно, чтобы противостоять многочисленным демонстрантам.

Лукреция Немрод бросилась в гущу потасовки. Ее «интернат-квондо» творило чудеса. При этом адресатами ее затрещин и пинков становились по преимуществу носители обезьяньих масок. Орудуя то кулаком, то носком ботинка, то коленом, не брезгуя даже кусаться, она сопровождала удары уханьем канадского лесоруба.

Что касается Люсьена Элюана, то он, взятый в кольцо, старался защитить голову от опасных ударов черенками заступов.

Исидор Каценберг, обойдя кучу-малу, поднялся к пульту управления, к кнопкам, открывавшим отсеки. Он нажал на все кнопки сразу, и сработали одновременно все механизмы: брызнула вода, распахнулись дверцы, опорожнились лотки и чаны, разжались ошейники гильотин.

Свиньи вдруг обрели способность свободно двигаться. Они заколебались. Жизнь в неволе не подготовила их к внезапному шансу избавления. Только самые отчаянные покинули свои отсеки и вдохнули воздух свободы, напоминая неуклюжестью движений астронавтов, случайно угодивших на Марс. Рожденные в плену, не знавшие ничего, кроме рабства, они не имели никакого понятия о жизни без цепей и преград. Некоторые спрашивали себя, не сон ли это, ибо только что не помышляли ни о каком бегстве.

Началось опасливое обследование мира за рамками узилища. Рядом молотили друг друга люди. Врожденный инстинкт игривости заставил свиней вклиниться в неразбериху: они забегали в толпе, радостно хрюкая. Свиноматки с волнением находили своих преждевременно отнятых поросят.

Полнейший хаос!

В месте, где смерть была поставлена на поток, теперь восторжествовало негаданное веселье. Не склонные к злопамятству свиноматки взахлеб лизали щеки своим хорошим знакомым – сотрудникам предприятия, занимавшимся их кормлением. Более взрослые, то есть не в меру разжиревшие свиньи пытались идти, но, лишенные с самого рождения возможности ходить, оставались на месте, качаясь на недоразвитых ножках.

Люсьен Элюан воспользовался эффектом неожиданности, чтобы вырваться, броситься на платформу и отпихнуть Исидора от пульта.

– Зачем было открывать клетки? – негодующе крикнул он.

– Я спас вам жизнь. Сказали бы спасибо, – ответил толстяк.

Люсьен Элюан ударил локтем по красной кнопке тревоги. По всему комплексу завыли сирены. Все до одного работники высыпали во двор, чтобы теснить демонстрантов и ловить разбредшееся поголовье.

Тут на посту управления появилась секретарь Софи Элюан.

– Ужас! Ужас!

– Спокойствие, мадемуазель Агнесс, – обратился к ней Люсьен. – Демонстранты опасны, но ничего, ситуация под контролем.

– Не в том дело! Обезьяна!..

Она была до смерти напугана.

– Какая еще обезьяна?

– Обезьяна похитила вашу сестру!

Выскочившие наружу Исидор Каценберг и Лукреция Немрод первыми заметили гориллу, тащившую на руках Софи Элюан. Маской дело не ограничивалось, на похитителе была мохнатая черная шкура. Женщина колотила обезьяну кулаками и отчаянно голосила. Обезьяна, не сбавляя скорости, нырнула в автомобиль, швырнула похищенную на заднее сиденье и умчалась.