Юрий Леляков - Журавлиная ночь

— Ну, там их двое, — напомнил Мерционов. — Хотя верно: больше запомнился этот! А другой — из тех! И вот решают: кому учиться, а кому нет…

— Нo подождите, — попытался начать Кламонтов. — Ведь всё — фрагменты не той ветви, которая реальна для нас! То, чего с нами не было и не будет…

— Верно, — согласился Вин Барг. — И «наяву» я в те годы — ещё даже не студент! Так как родители встретились не где-то в 17, a позже! Или… Подожди, Хельмут… (Хотя Кламонтов не думал ничего говорить!) …Если я там родился в конце июля 62-го — когда они должны встретиться? Осенью 61-го? Где-то в конце октября — начале ноября?

— Точно! — понял Кламонтова. — Когда родился… я! Но что за связь?

— Не знаю, внезапная мысль. Но вот мелькнуло: будто… есть один из нас — рождение второго… можно отложить, что ли?

— И тогда уж… мой сон! — вспомнил Мерционов. — С «Техникой — молодёжи» и орбитальной станцией! Правда, в октябре 61-го — ещё и где-то в Сибири испытывали сверхмощную атомную бомбу! Или водородную… Я читал где-то…

— Нет, так совсем к абсурду придём, — возразил Тубанов. — В конце концов, бывают просто совпадения! Да и… не «замещаете» же вы друг друга в жизни, не претендуете на одно место в ней! Скорее наоборот: как-то дополняете, идёте параллельно!

— Тоже верно, — согласился Вин Барг. — Ну, надо же! Что это я…

— Но главное: нам сейчас фактически предлагается сделать выбор, — сказал Тубанов. — Собрать ли из имеющихся фрагментов такую-то ветвь, пойдут ли по ней реальные события… Вы это понимаете?

— Точно! — повторил Кламонтов в ознобе. — Такая ветвь… и повисла на таких событиях!

— Которых быть не могло, — как эхо, откликнулся Мерционов. — В нашей, сложившейся реальности… Где и Вин Барг — гораздо моложе; и ни я, ни Алексей — не строили ту установку; и Хельмута из-за неё не исключали, и ни в каком «Пайштыме» он не бывал…

Гробовая тишина разлилась по вагону…

Что делать? Неужели… придётся жертвовать своим, состоявшимся прошлым? Отвергнуть какую-то часть уже сбывшейся судьбы каждого — чтобы этим спасти будущее?

Но тогда — с какого момента? Где узел, в котором всё разошлось? И… что-то уже отвергнуто прежде! Вот как быть с этим?

И то — так ли всё просто? Ведь — какой мир спасают? Где Кременецкий — не завершит свою книгу, получит тяжёлую травму, разочаруется в «чудесах», в «аномальном»; а потом — будет лишь констатирована гибель тела Хай Ри, без мысли о душе? А сперва — он, Кламонтов, будет жить в чужой семье?..

(Нет — а настоящая семья куда девалась в той ветви? Почему… даже не знал её? И кто — те, у кого жил там?

Почти такой же брат, и внешне похожий! Хотя тут он — дядя, брат матери!..

А вообще, как получается: и в иной ветви, пусть в другие сроки, от других родителей — рождаются как бы те же люди, с той же ролью на чьём-то пути? Будто — уже наследственность души «перевешивает» наследственность тела! И экспериментировать с этим рискованно…

Особенно… вот — и его, Кламонтова, происхождение! Возможно, и так уже — плод не одного с трудом замкнувшегося парадокса!

Как и у Вин Барга — два редких мутанта должны были встретиться в интернате для инвалидов! Но тут — и вовсе… И установлено-то — с большим трудом, по косвенным данным!..

…Декабрь 1960-го, междугородный автобус. Среди пассажиров — девушка ускоренного физического развития, реально всего 11 лет (по этому поводу и ехала с матерью на консультацию); и тут же — 94-летний ветеран ещё русско-японской войны, неведомыми путями попавший туда из дома престарелых, где жил много лет… На полпути — авария, автобус — в кювете, у многих шок, сотрясение мозга… И — там, в обоюдном шоке, состоялся «незарегистрированный брак»; он — сразу умер на месте, у неё потом — загадочная, к тому же необычно долгая, в 327 дней, беременность… Так и родился он, Хельмут Кламонтов!..

И теперь у него — как бы дне родословных: официальная и подлинная! Формально — сын своей бабушки (всего на 31 год моложе её)… А иначе — что пришлось бы указать в анкете, поступая в вуз? Что отец — 1866 года рождения, «последнее место работы» — русско-японская война, а «должность», вернее, воинское звание» — «казак»? И — что было ещё два брата, 1887 и 1889 годов рождения, и сестра — 1891-го? И из них кто-то один предположительно эмигрировал в Канаду ещё до первой мировой войны, а двое пропали без вести — соответственно в первую и вторую мировую? А со стороны матери — 1949 года рождения, ныне преподавателя медучилища — от её второго, уже зарегистрированного, брака, никаких младших братьев и сестёр пока не было (ожидалось как раз в 1993-м, когда попал в вагон!)… И какое впечатление произвела бы на приёмную комиссию такая анкета — тем более, на фоне проблем со здоровьем? Где — и «родственник за границей», и ветеран ещё не Советской армии, и пропавшие без вести, и собственное внебрачное рождение? Увы, и «их» версия реальности бывала несправедлива к конкретным людям в таких случаях!..

…И — лишний раз затронуть такое прошлое? Тем более: в какой точке? И… чтобы, например, у Мерционова (или его брата) — ещё вновь возник случай с той установкой?.

А как же Тубанов — праправнук самому себе? И Ареев — у которого в 1937 году лишь с позиций ещё совсем иной ветви всё ясно? И это… Чтобы в итоге состоялась — версия, где Кременецкий получил тяжёлую физическую и душевную травму; а в будущем — не развита парапсихология, и покойник просто вычёркивается из списков живых?..

…— Нет, — сказал наконец Вин Барг. — Это немыслимо. Чрезмерный риск, неоправданные результаты… Должен быть иной путь…

— И вряд ли в памяти вагона нет ничего подходящего, — добавил Тубанов. — Каких-то альтернатив…

— Подождите, — Вин Барг прислушался. — Кажется, есть! Вагон что-то нашёл…

— То есть… опять короткий отдых? — понял Мерционов. — А потом опять запись?..

«И читать дальше уже потом… — Кламонтов лишь тут бросил взгляд на листы бумаги, лежавшие на столике. — Да, но и то сказать: сколько всего решается…»

Герм Ферх обернулся от окна вагона, услышав сигнал начала заказанной им записи. Раздался позывной, похожий на удар колокола — и на экране вспыхнула сложная геометрически-орнаментальная эмблема: правильный 10-угольник, в нём — две как бы перекрещивающиеся 5-конечные звезды, а в маленьком центральном 10-угольнике, образованном пересечением диагоналей, на синем фоне экрана — ярко-красная аббревиатура… А через три секунды — вновь удар колокола, и эмблема сменилась многозначным шифром…

(Но увы — надпись в несколько строк, появившуюся следом, Кламонтов прочесть не мог. Кроме цифр 20 и 6294 — очевидно, даты какого-то события. По привычному счёту — 2053-й…

«Выдержать бы, — с тревогой подумал Кламонтов. — Вот он там всё понимает — а до меня не доходит!»