Юрий Леляков - Журавлиная ночь

— Так то на берегу запрещено находиться до 6 утра, а мы на набережной, — ответил Саттар. — Берег там, — он указал вниз, в темноту, откуда нёсся глухой грохот волн.

— Всё равно не хочется лишний раз иметь дело ни с какими «проверяющими». На работе уже достаточно надоели… Представляешь, всё лезут: почему сокращаем слова в историях болезни? А иначе же столько писать, что рука не выдержит! Не давал бы как врач клятву не повредить — попробовал бы передатчик на них! Чтоб их стошнило от самих себя… Ладно, начнём с 20 метров…

Раздался короткий щелчок тумблера (начисто лишённый эха, проглоченного грохотом волн). Крохотная полусфера индикаторной лампочки на верхней панели вспыхнула ярко-оранжево, и отблески замерцали в маленьких параболических антеннах, которые Вин Барг поворачивал вручную. Увы, передатчик не был оборудован ни микрометрическими ключами, ни оптическим визиром-дальномером, ни иным устройством для точной наводки — собирали его не техники-профессионалы, а психиатр и два студента-биолога…

…А Саттар — уже отмерял на асфальте метровые отрезки, ставя еле видимые в темноте меловые чёрточки. И Вин Барг стал думать: какие из эмоционально значимых для Саттара образов использовать для этой серии проб? Что именно представить — так, чтобы Саттар увидел? Может быть, эпизод с камерой хранения?..

(«И это… научный метод? — подумал Кламонтов (здесь). — Так… мы там начинали?»)

…— Но личность — это же и есть память… информация! — услышал он свой голос уже в другом фрагменте, и другой обстановке (беседка во дворе — но летом, и мало похожая на ту, во дворе больницы). — А вовсе не эти инстинкты! И если всю эту информацию как-то скопировать, и перевести в тело, построенное из других материалов… Которому для поддержания жизнедеятельности достаточно одного лишь притока энергии, без обмена веществ… И Космос станет для него такой же родной стихией, как для нас — Земля! Вот и сравним, кто лучше: те, прежние, «биологические» люди, с их разнузданными чувствами, и оттого стыдом собственного тела — или эти, новые!

— То есть это — не просто потому, что некоторые реагируют лично на вашу внешность? — переспросил Ромбов. (Да, разговор шёл во дворе его дома.) — А… глубоко и серьёзно?

— Именно так! — твёрдо ответил Кламонтов. — А то… Сколько в фантастике говорилось, что люди будущего и сами по себе будут какой-то иной, более совершенной конструкции — а тут, как дошло до дела, не трогай их инстинкты? И сами не могут объяснить: почему им не нравится, или наоборот, возбуждает чья-то внешность? Вот пусть бы у самих… скелет носил своё мясо в отдельном чемодане — с такой «моралью»! — не выдержал Кламонтов. — Как бы понравилось?

— Наверно, неприятно, когда такие обращают внимание, — согласился Ромбов. — И это же для «отличающихся» — не мода, которую можно поменять! Но как представить такое научному сообществу…

— Как одну из программ по созданию космической техники! Хотя создаваться будет не просто автомат или механизм — а полноценное разумное существо… Ну, а потом уже — когда киборги докажут свою надёжность — пусть кто угодно вопит о чём угодно! Сворачивать мирную и безопасную для земного человечества программу никто не станет. Правда — то, что воспитание их поручено людям, которые способны полноценно сформировать их личности, но не способны из-за генетического риска иметь своих детей — лучше объявить потом…

— Да, при такой постановке вопроса протестов будет меньше, — согласился Вин Барг (там). — Но возможны…

— Однако разумные существа должны иметь и свою идеологию, — сказал Ромбов.

— Так вот идеология и будет основана на выводах науки, — ответил Кламонтов. — А те, кто базируют свои на голословных изречениях древних пророков — пусть сравнят себя с киборгами, и подумают: стоит ли свобода молиться на пустое место в облаках — риска ненароком взорвать всё человечество… в пылу гонки вооружений для защиты религии от коммунизма…

— А о человечестве в общем и не подумали, — вдруг сказал Саттар. — Перезапись личности — разве выход? Если человек привык к ощущениям этого тела, а в новом их лишается — не сойдёт попросту с ума?

— Да, не каждого и из безнадежно больных можно будет переводить в новое тело, — согласился Вин Барг. — По крайней мере, вначале. Ведь это, хотя очевидно даёт новые возможности — но что-то и отнимает, тут ты прав. И только первые практические попытки дадут ответ на эти вопросы… А первых добровольцев, видимо — и отбирать придётся, как первых космонавтов. Но уже ясно: это должны быть люди высокообразованные, с широким кругозором, а главное — у них должна быть цель в жизни, ради которой можно отказаться от чисто биологических наслаждений. И именно по таким качествам — а не по тяжести поражения — придётся отбирать их, первых… Тем более — человек c какой-нибудь врождённой патологией, возможно, и не готов к активной жизни, привык, чтобы всё за него делали другие…

— Но это ещё так далеко… А пока — как мне удержаться в вузе, как не вылететь из числа студентов? — с отчаянием вырвалось у Кламонтова. — Мне же ещё и приходится обследоваться, подтверждать инвалидность! А там… опять вопросы: почему не встречаешься с девушкой, не хочешь иметь семью? Особенно, когда у тебя, такой брат… Опять эта проклятая половая сторона жизни, которой я не понимаю! А они там отождествляют половые эмоции — и эмоции вообще; и интерес к фантастике — чуть ли не порок! Даже если потом разочаровался, но увлекался раньше… Или сам видел необычное явление — тоже как какое-то клеймо. И само по себе, что я не могу работать где угодно, что уже определил своё призвание… Тоже выходит: моё стремление заниматься именно биологией — паранойяльное… тяга к науке — мания величия… так, что ли? И главное, были бы эти мои проблемы другого происхождения: ну, оглушило взрывом в Афганистане; или на соревнованиях по каким-то прыжкам… в ширину, что ли — упал и ударился головой; или производственная травма на заводе — так хоть что-то уважаемое! А тут — один позор, подозрения! Нейроинфекция в школьные годы… И с этим — будто живёшь на обмане, боясь, что он раскроется…

…— Обрыв, — сказал (уже в вагоне) Вин Барг. — И пока дальше без продолжений… И что греха таить — так некоторые наши коллеги подходят к делу!

— Как не помнить, — вырвалось у Кламонтова. — Иногда казалось: предателя, искупившего вину кровью, и то скорее поймут и примут, чем инвалида с детства! Что за отношение…

— И тоже, будто закодированы: «НЛО нет, телепатии нет, тайных обществ нет!», — добавил Вин Барг. — Так что какую-то сложную ситуацию из «нормальной» жизни им и объяснять страшно: мысль сразу работает в направлении постановки диагноза! Не все же такие, как тот знакомый Ромбова…