Юрий Леляков - Журавлиная ночь

(«Но всё совпадает! — в отчаянии вырвалось у Мерционова. — Он просто не хочет быть собой-прежним!..»

«Обрыв, — предупредил Вин Бapг (здесь). — Но… нет! Сейчас будет ещё…»)

…— Ну, вот ты и сфотографировался на паспорт, — сказал Кламонтов. (Оба, уже одетые по-зимнему, сворачивали по заснеженной улице в ту калитку.) — Нo как его тебе выдадут? У тебя же ни прописки, ни места рождения — только дата, и то известная с твоих слов: документов-то никаких! И всё равно настаиваешь, что ты — Саттар Ферхатов, и никто больше?

— А что делать, если так? Не вечно мне жить в клинике! И поступить в институт я как-то должен…

— Вот тут и сложности: ты как бы не начинал учёбу ни в какой школе страны! Нигде не поступал в первый класс! Как теперь всё это оформить? А ещё — очереди на жильё! Квартиру сразу никто не даст…

— Надеюсь, хоть из-за внешности в общежитии с кем попало не поселят, — признался Саттар. — Найдут отдельную комнату, подальше от курящих и зубрящих по ночам…

— И я надеялся, — грустно признался Кламонтов. — И увидел, как им там нужен… Но что-то придумать надо. Да, кто знал, что будет так сложно с этой бюрократией! И есть что изучать, есть идеи, и возраст, кажется, самый подходящий, чтобы приступить к делу — а ты не знаешь, как к нему подойти! Везде засели эти «заслуженные» — как какой-то типун на языке человечества — и решают, чтó ты должен пройти до того… И сколько тебе уже будет — пока пройдёшь? А тут ещё эти вцепились: неизвестно, мол, тот ли ты, за кого себя выдаёшь! И кто мог думать, что человек с неизвестным прошлым — сразу на таком подозрении? Не шпион ли, не бежал ли откуда-то… Вот и докажи, что ты… свой, и хочешь приносить пользу стране — чтобы какое-то ничтожество так не разговаривало с тобой от её имени! Хотя и при поступлении спрашивают: не были ли под следствием родственники за границей, и всё такое… Боятся, что я, только поступив, сбегу в Израиль, что ли? Самих бы их с этой бдительностью зашвырнуть подальше за границу, чтобы в Союз и носа не показывали…

— Что, опять неудача? — спросил, подходя откуда-то, Вин Барг (в белом халате малозаметный на фоне снега и стены).

— Опять, — с досадой подтвердил Кламонтов. — Говорят: «так» документы не выдадим, выясняйте, кто такой — и всё! И как ему быть? Ведь уже 1 декабря! Через 12 дней пора иметь паспорт…

— А знаешь: в этом плане, возможно, есть новость! Там, в беседке, ждёт следователь из Краснодарского края — я точно не помню, откуда. И хочет встретиться с Саттаром, чтобы он узнал кого-то по фотографии! И… ему с памятью вдруг поможет…

(«Ромбов!»— понял Кламонтов (здесь). Да, тот — в чёрной, зимней куртке — ждал там!)

…— Ладно, давайте попробуем, — заметно вздрогнул Саттар…

…— Нет… Я не уверен… — тихо сказал он уже в беседке, рассматривая фотографию, что держал Ромбов. — Понимаете, у меня вообще-то проблемы с памятью. Потому до сих пор здесь и нахожусь…

— То есть, совсем даже никаких ассоциаций? А жаль: значит, это не вы! А его ждут дома… Правда, один из этих людей — уже и не ждёт, — почему-то уточнил Ромбов.

— А… что такое? Хотя, наверно, не моё дело, — сразу спохватился Саттар. — А это… Сам не знаю, зачем спросил! Говорю же: проблемы с памятью…

— Нет, почему же? Это не тайна, я могу объяснить… Вот он, — указал Ромбов кого-то на фотографии, — покончил с собой в таком же учреждении, как это. И мне позволено рассказать вам его предполагаемую историю. Это может помочь раскрыть даже не одно дело о розыске пропавших без вести…

…— А этот? — спросил поражённый Саттар (опять после перерыва в записи), глядя на ту же фотографию. — Его… судить не за что?

— Разумеется, не за что… А просто ошибки — кто не делает? Тем более, в таком окружении…

— То есть… то, что он написал… никакая не пропаганда, не измена Родине?

— Нет, конечно. Странно даже звучит сам вопрос…

(«Наша ветвь!»— подумал (здесь) Кламонтов.)

…— И… он может продолжать это? И никто его за это преследовать не будет?

— Преследовать — нет, а продолжать — сложнее. Теперь эти тетради — вещественные доказательства, материалы дела о розыске. Но и то — можно попытаться что-то придумать, будь в наличии он сам. А так… Но главное: что передать его семье? Что вы можете им сказать? А то я уже договорился, и сейчас будет дана междугородная связь…

— Ферхатов, к телефону! — раздался из-за приоткрывшейся двери в торце здания женский голос…

…— Да, я вас понимаю, — заговорил Саттар в трубку (уже в каком-то помещении. Подробности интерьера странным образом не удавалось рассмотреть: то это был кабинет с массивным письменным столом чёрного дерева и таким же стенным шкафом, то — тут же оказывались белые металлические полки со шприцами и флаконами…). — Вы ищете своего… родственника. И вам очень хочется, чтобы я был опознан как он. Но я — это я. И что где-то услышал о его смерти — то и передаю вам. К сожалению, больше ничем помочь не могу…

(«Так… всё же не он? — вырвалось у Мерционова. — Или…»

«Нет, подожди, — прошептал Вин Барг. — Ещё вариант…»)

…— Да, это я, — снова заговорил Саттар в трубку (в той же «меняющейся» комнате). — А ты сама подумай, почему я тебя не опознал! Я же тебе верил, как никому больше…

(Он! Всё-таки он!)

— …И зачем я должен был жить в таком страхе, и так себе всё представлять?.. Сама тоже верила?.. И оказалось: никакой не разведчик?.. А как — насчёт дополнительных заданий по математике? И это — зная о моём здоровье? И, главное — о том, чем я занят? И что из-за этого не имею права на лишний риск? Я же думал, мне есть что сказать человечеству… Нo тут у меня появились новые знакомые — которые объяснили мне, чего всё это стоит! Вся эта подпольная наука, мистицизм, тайны — за которые на самом деле нет никаких данных. И в конце концов: Курчатов, Королёв, Павлов — тоже официальная наука, а не подпольная. А какие подобные имена ты можешь назвать из подпольной науки? Чтобы это было не напускание тумана, а что-то реальное? Ну, вот… А теперь… Ты хочешь, чтобы к тебе вернулся… не тот я, что раньше — а каким стал? Хочешь постоянно видеть у себя дома человека такой внешности, слышать такой голос?.. И — можешь организовать даже освобождение от школы? И — уже не против, чтобы я поступил в вуз, который сам выберу? А выберу я, наверно, биологический. И изучать возьмусь — «молекулы памяти», и возможность продления жизни научными методами! Ведь за всё то, я ещё раз повторяю — данных нет, один туман… И эти «воспоминания предков» — как нам в память попадает что то, что видели они — должна иметь какое-то строго научное, молекулярно-генетическое объяснение! Без привлечения сюда мифов, которые выдумали слабые люди, чтобы было на кого переложить свои проблемы…

(Вот как было бы! К чему он пришёл бы!)