Юрий Леляков - Журавлиная ночь

— Но ты же откуда-то всё это знаешь? — наконец спросил и Вин Барг.

— Знаю, но не знаю, откуда… Хотя усвоил же как-то всё это… Об отваге на пожаре, мужестве, доблести, долге «отдать жизнь» — хотя кто будет строить коммунизм, если все её отдадут? И ещё этот долг работать там, «куда пошлёт партия» — хотя какая польза партии и Родине от людей, занятых тем, к чему они не приспособлены? А, с другой стороны — все эти нарушения законности, какой-то «железный занавес»… Тоже где-то слышал, и теперь откуда-то знаю… А тут — наслушался ещё и о власовцах, и о расстреле кавказскими националистами наших, советских людей в эвакуации, и — как потом из-за этого выселяли целые народы… Так — как мне всё это понять, как сориентироваться, что бред, а что не бред? И как же — с тем, что война будто бы всех преображает, просветляет, делает чище и святее; и даже те, кому случалось по ошибке расстреливать своих за недоказанную вину — всё равно лучше нас, совсем не воевавших? Или — просто меня научили мыслить так грубо и прямолинейно? Когда и над спорными вопросами нельзя хоть немного подумать, надо немедленно мямлить что-то «правильное», иначе… Вот как мне это понять?

— Иначе… что? — не понял Вин Барг (там).

— Ну, вы же понимаете… Скaжeшь что-то не так, и… Или нет?

— Ах, вот ты о чём! — понял Кламонтов. — Вот кого слушал… Как раз тех из старших, кто с загадочным видом сообщают тебе, что там-то происходят такие-то нарушения — а под конец добавляют, чтоб ты молчал, а то, мол, «за это можно пострадать»! И точно — будто власть у нас не народная, и сами они — слуги какого-то помещика! И им даже доставляет удовольствие посмотреть на твою реакцию: как ты сразу — и в шоке, и не знаешь, о чём переспросить, и сам уже подсознательно начинаешь искать выход… И тут же, чтобы ещё поддразнить тебя, могут добавить: всё равно бесполезно, они уже пробовали, но только «шишек набили»!.. Понизили в должности, угрожали отнять партбилет, дачу, автомобиль, дома был обыск, и всё такое… А они просто набивают себе цену — как не понятые борцы и страдальцы за правду! И ты веришь — не ожидая, что на тебе просто отыгрываются за свою ничтожность… неспособность решить свои проблемы… Которых у них, вероятно, всерьёз и нет — а то я же рассказывал, как бывает, когда всерьёз! Тут уже не до насмешек над чужой наивностью! А у них цель — именно задеть тебя, твои чувства…

— Но почему один такой треплется — и все слушают, никто не одёрнет? — переспросил Саттар.

— Не знаю, почему им нечего возразить, — признался Кламонтов. — Разве что и есть: в самую дикую ложь скорее верят…

— Нет, но… как же так? Если бы на эти фрагменты…

— Какие фрагменты? — насторожился Вин Барг. — Может, всё-таки скажешь?

— Ну, где я вижу себя вместе с лошадью… В отражении, как наклоняюсь над водой… — как громом поразило Кламонтова (и там, и здесь) новое признание Саттара. — Там такие озёра в степи, их ещё называют «степными блюдцами»… И я уверен, что это Казахстан… И это там я — Саттар, сын Ферхата, но старше, где-то под 30,— уже точно потрясённо, с трудом контролируя себя, продолжал Саттар. — 16 мне здесь… И… если нет наследственной передачи воспоминаний, то как же это возможно? Чтобы я… и Саттар Ферхатов — там, и вместе с тем — здесь…

(Все замерли в ожидании (и там, и тут). Но Саттар умолк, не назвав больше никакого имени…)

…— Пока не знаю, — начал Вин Барг (там). — Но должно быть материалистическое объяснение… Главное, ты что-то вспомнил! Вспомнил же, верно? Иначе — с чем бы сравнивал?

— Да, но во мне как будто две личности… Я будто жил там, и я же — тут! А научное мировоззрение этого не допускает… И если на самом деле я — советский школьник, то… как же это? А тут ещё меня убеждали, что я живу чуть ли ни при фашизме, — продолжал Саттар, закрыв лицо ладонями. — Пропадают за критику на собраниях люди, разворовываются заводы, повсюду произвол властей, тот же «железный занавес»… И заметьте, потом всякий раз оказывалось: я сам что-то неправильно понимаю! Старшие правы, а я нет… А это же мне всякий раз заново переделывать… — он и тут умолк, будто спохватившись. — Перестраивать своё мировоззрение… Представление о стране, мире, времени, в котором живу…

(«Или хотел сказать: «тексты»?»— понял Мерционов.)

— …И ещё… семья, где я всем верил! Всем, кроме одного человека. А они обманывали меня с его слов… Точно, как сказал Хельмут…

Кламонтов (там) хотел что-то переспросить, но Вин Барг жестом остановил его.

— …Вот я и смирился с изменённой внешностью, — Саттар едва мог говорить спокойно. — Получилось же всё равно не то лицо, что было. И не то, что в том отражении… И почерк вырабатывал не той рукой, тут вы правы. Хотел как-то совсем затеряться, отбросить прошлое, полностью изменить себя. Думал же: всё — либо опасный бред, либо опасная крамола. Так, как меня настраивали в семье. Но как они могли… Я-то им не чужой…

Уже Кламонтов (там) остановил Вин Барга, пытавшегося о чём-то спросить.

— …И вот меня, того, прежнего — как бы нет! У меня — и не то лицо, что прежде, и какая-то не та, бредовая память. Я — как бы совсем новая личность. И даже если хотел бы — не докажу, что тот, прежний, и нынешний я — один человек… И как — довольны они этим? Или… им так даже лучше — нет лишнего свидетеля? И своего пропавшего брата, сына, внука — они уже не ждут?

— Так… как же и узнать это, не спросив их: самих? — ответил Вин Барг. — И потом: сколько людей числятся пропавшими — и их тоже ищут и ждут! И если ты можешь разрешить хоть одну такую загадку…

— Да. Могу, — вдруг решился Саттар, подняв взгляд, какой страшно встретить — и на лице, мокром от слёз, резче проступила сеть шрамов. — Итак, вот вам… официально… Но не о себе — о другим, умершем человеке…

(И вновь, там и тут — все затаили дыхание…)

— …Итак: Захар Родионович Кременецкий, 13 декабря 1967 года рождения… (Хотя Кламонтов (здесь) уже не знал: это ли ждал услышать?) — Умер, покончил с собой, вскоре после полуночи 14 июля 1983 года, в городе Ровно — вернее, где-то сразу за городом, на окраине. Так что живым его пусть не ищут — но и на меня не ссылаются: я же сам не знаю, откуда знаю это. А я — Саттар Ферхатович Ферхатов, как ни странно, тоже 13 декабря 1967 года рождения — вот всё, что с уверенностью помню о себе…

— Но это… буквально, или как? — наконец опомнился Вин Барг. — Пойми, нам надо знать точно: ты это или не ты? Ведь иначе — кто ты сам и откуда? Если официально установлено — что никакой Саттар Ферхатов по всей стране в июле нынешнего года ниоткуда не исчезал, и в розыск не объявлялся! И… ты хочешь, чтобы это имя и дата рождения — стали твоей новой личностью?

— А другой у меня и нет, — устало повторил Саттар. — Да, хочу. Просто поверьте: я — не он. Он умер…