Юрий Леляков - Журавлиная ночь

(«Вот как! — прошептал Мерционов. — Это сказал бы ты, а не я!»)

— …Хотя кто они реально в трагические времена? — продолжал Кламонтов (там), подтверждая его догадку. — И чем, собственно, выше нас с тобой в нашу эпоху? Да, им довелось жить тогда… А нам — сейчас! И разве мы сейчас не хотим жить достойно? А они усердно гадят… поливают грязью целое поколение, идущее вслед за ними: «не знали войны, голода», и всё такое! И что, это — уже какое-то клеймо позора? Опоздал родиться к такому-то сроку — всё, человек второго сорта?

— Нет, конечно, — и тут Саттар ответил коротко. Но чувствовалось: слова Кламонтова. попали в точку…

(«И верно же! — подумал Кламонтов (здесь). — Будто… комплекс неполноценности как раз их, старших! И чем мы не нравились? Раздражали своей горячей верой, что ли?»

«В то, что для них — реальная жизнь, — напомнил Мерционов. — А для нас — легенда… Но сами-то чем виноваты?»)

— …Правда, и среди нас от этого у многих — лишь скепсис к громким словам, не более, — повторил Кламонтов (там). — И мало кто, как мы с тобой, принимает всерьёз… Но я же говорю, странно получается: инфopмация, о которой ты по недоразумению думаешь, что она рассчитана на твой уровень — волнует… запоминается… становится основой убеждений…

— Значит, по схемам для дураков к жизни готовили, — наконец взволнованно ответил Саттар. — По примитивно обработанным выдержкам из реальной жизни… Но зачем они нужны — примитивно обработанные? Неужели нельзя давать всё, как есть — и кто не дурак, поймёт? Или они считают дураками всех?

— Сложный вопрос, — признался Кламонтов. — Я сам не всегда понимаю. Взять ту же программу по литературе…

(И — сам едва унял дрожь возбуждения! Ведь… вольно или невольно — подвёл разговор к решающему моменту!)

— …Подробно знакомят нас почему-то в основном с 19-м веком, — продолжил он как можно ровнее и спокойнее. — С политической обстановкой, идейными спорами, философскими течениями тех времён… И это — когда тебе так важно разобраться именно в современности, в нашем 20-м! Но нет, извольте «проходить» всё в хронологической последовательности! Как будто сейчас — уже всё ясно… налицо полное единство мнений… а вот Фамусов и Онегин — это важнее всего и на все времена! Так что к современности — и подойдёшь только под конец… в последнем, десятом классе…

— И так и не подошёл, — вдруг признался Саттар. — Всё только из тех времён…

«Точно! Девятиклассник! — понял Кламонтов (там). — Так я и думал!»

— …Слушайте, так… кого же вообще из нас делают? — продолжал Саттар (сам ничего не заметив!). — Они, эти старшие, для которых коммунизм — прежде всего возможность «купить всё без денег»! «Изобилие», когда всё даром, — не сдержался уже и он. — Верх устремлений попрошайки…

— Хорошо сказано, — ответил Кламонтов. — Вот и ответ: кто мы для них, старших, с нашим пониманием коммунизма? Соратники в общей борьбе — или только раздражаем тем, что сами не бедствуем и не голодаем, как они когда-то? А они готовы оправдать что угодно: репрессии, расстрелы своих на той же войне, всевозможные нарушения на работе сейчас, в мирное время? Нo зато уж дома, в семейном кругу — взахлёб делятся страшными тайнами? Как слуги какого-то феодала, которому всё позволено — а о нём можно лишь втихомолку шептаться? Но тогда — им ли и рассуждать, какое мы поколение: хорошее или плохое?

— Точно, — явно против воли, шёпотом вырвалось у Саттара.

— И только потом уже «прозревают» насчёт очередного «вождя»: как же так, молились, а он не свят? И уже он им виноват во всём, а на роль святого — ищут нового… И им же постоянно кажется, что кто-то хочет задеть… оскорбить их прошлое: то, как они воевали, голодали, сидели, сажали, доносили, расстреливали! Всё это должно быть для молодёжи святым и неприкосновенным, без права сомневаться? И — явная подлость, несправедливость, преступление; и — то, как учили их самих… что им однажды вдолбили… Формально-то — и патриоты, и материалисты, но как дойдёт до спорных вопросов… Сомневаешься в чём-то насчёт биополя — и уже почти классовый враг! А попробуй сослаться на научные данные… в том, что тебя надо освобождать от физкультуры, или — почему ты не одинаково хорошо учишься по всем предметам! Что есть разные люди, с преобладанием левого и правого полушария мозга, и потому разных типов мышления — им наплевать; что сами когда-то хватали двойки — тоже… Всё равно: там, где они позволяли быть слабыми учениками, ты должен выложиться сполна — и всё им кажется, что тебе ещё недостаточно трудно! И пусть на уроках просто отключаешься от усталости, или твою внешность уродует короткая причёска, или тебе душно в школьной форме — так и ту твою проблему выносят на классный час, поминая там всуе и Курскую дугу, и Днепрогэс, и Магнитку! Хотя при чём это здесь? Просто — чтобы подавить ученика мощью… величием истории… показать, что он оскорбляет святое?..

(«И это там было бы — со мной?»— понял Кламонтов (здесь).

«А со мной — что? — переспросил Мерционов. — Где же там я? Ладно, давай смотреть…»)

— …И это они такие в мирное время! А представь… действительно на войне? — продолжал Кламонтов (там). — Когда солдат может и побежать не туда, потому что его оглушило взрывом; и разведчик в тылу не имеет права лишний раз рисковать собой — так как не только собой и рискует; и на допросе его могут накачать наркотиками, чтобы подавить волю… И тут они с этой своей наивно-крикливой, исступлённо-малограмотной «моралью» — готовые видеть предателя в каждом, кто просто ошибся, или не всё в его силах!.. Да, теоретически на допросе надо молчать, чтобы никого не выдать — но как это сделать практически, когда сознание неясно, и воля подавлена? И ты не знаешь, где ты — и не чувствуешь, то ли ты говоришь, что имеешь право сказать, или нет? А нас будто и пытаются воспитывать те, кто знают войну, и вообще жизнь — только в теории: как это должно быть согласно каким-то идеалам! А тут, смотри, на практике: и c ирaнcкими коммунистами в тюрьме происходит что-то странное, явно не без применения психотропных препаратов; и всё мировое сообщество бессильно помочь Гренаде…

(И тоже правда! Иранские коммунисты! Было что-то с ними!)

…— А военрук в школе так прямо и говорит, что «в будущей войне будут широко применяться космические корабли»… Да, представьте, я помню! — спохватился Саттар. — И как ещё кто-то из учителей распространялся о тех же иранских коммунистах как о предателях…

— Ну, я же говорю: патриоты-теоретики! Не знают реальной жизни — но знают, как «надо», как «должно быть»… Так ты помнишь?! — лишь тут спохватился и Кламонтов.

— Только это, — с испугом ответил Саттар. — И то обрывками… Но видите: всё сомневался в своих убеждениях! В том, что помню вообще — о стране, о мире…