Юрий Леляков - Журавлиная ночь

Хотя — давно подозревал, что брат — не такой, как он сам в свои 11… И это ему порой высказывал сокровенное, что не решался — даже матери? Но выбора не было — ведь не было на самом деле и надёжных союзников. Но это — пока… А брата он использует в подобных целях единственный раз. И от него ещё надо отделаться…

(«А список…», — начал Вин Барг.

«Значит, так и есть! — ответил Мерционов. — Что-то другое!»

«Ну, что гадать, — поспешил прервать разговор Ареев. — Потом узнаем…»)

…— А ты, что, прямо так и побежишь?..

(«А кстати, ничего не напоминает?»— вдруг спросил Ареев.

«Точно! — понял Кламонтов. — Там, виртуально — у Джантара такой брат!»

«Но спокойно, — предупредил Тубанов. — Всё-таки «сегодняшняя» запись!»)

…— Не всё ли тебе равно? Войдём для начала в воду вместе, — вдруг предложил Кременецкий — и, пропустив брата чуть вперёд, сделал подножку, незаметную со стороны в мутной прибрежной воде. (Тоже автоматически, против воли, заставило вздрогнуть самого — но что делать? Да и глубина меньше метра… И всё же брат громко шлёпнулся лицом вниз в кисель из медуз и водорослей, подняв фонтан брызг.)

«Всё! Рубеж перейдён… — Кременецкий удивился, как просто пришла эта мысль. — Назад дороги нет…»

— Осторожнее надо быть! — тоже вырвалось само собой — и он быстро, но с кажущимся спокойствием поспешил скрыться в большом скоплении людей. Сзади брат отплёвывался от попавших в рот водорослей, и ещё раздавались неясные возмущённые голоса (именно неясные — будто в самом деле из-за грани, отделившей с этого момента прежнюю часть жизни от новой… Как и — где-то в его повести! Была же буквально такая фраза!)…

…Бросив искоса взгляд в сторону берега, Кременецкий понял, что как раз хорошо виден с той части пляжа, где остались родители — и, быстро окунувшись, поплыл прочь. (Хотя раньше — и не окунался так сразу, предпочитая входить в воду постепенно; и не заплывал так далеко, чтобы не достать ногами дна! Но сейчас — обогнуть целую шеренгу надувных плотов, затем — дальше, сквозь толпу купающихся, к причалу…)

И — вдруг он почувствовал, что достаёт дна и руками! Здесь, далеко от берега — отмель! Что ж, облегчало задачу…

…Он снова автоматически, неожиданно для себя, вскочил и бросился к причалу — даже почти не поднимая брызг, и сам удивляясь, как это возможно. Его охватила отчаянная светлая лёгкость — он будто даже не бежал, летел над водой! Правда, в ушах звучало что-то похожее на неясные, зовущие с берега голоса родителей — но он сразу подумал: должно быть, галлюцинация от нервного перенапряжения — и решил вовсе не смотреть в сторону берега, пока не окажется на катере…

(«Наверно, тут не без левитации», — подумал Мерционов.

«Бывает в таких состояниях, — с беспокойством согласился Тубанов. — Хоть бы никто не заметил!»)

…Но и Кременецкий не заметил, как взобрался на причал (удивившись лишь, как сумел подтянуться руками за концы досок), быстро добежал до кассы, там едва не налетел на женщину с огромным свёртком в руках, неожиданно оказавшуюся на дороге — и лишь тут сообразил: монету, вынутую изо рта (и саму руку, которой возьмёт билет) надо ещё вытереть от слюны — но чем? Плавки — мокрые, после них всё равно ещё вытирать от морской воды, а в распоряжении — лишь тюк скомканной одежды в руках, похоже, не совсем трезвой женщины… И что было делать: незаметно вытерев монету о плавки, а затем — о торчавший из этого свёртка рукав мужского пиджака (интересно, зачем он ей на пляже?), и быстро обойдя её, Кременецкий успел взять билет раньше, чем она его заметила. (Или и не заметила — лишь показалось?)

— Стой, зараза! — вдруг донеслось сзади. — Держите её! Она мою одежду забрала!

Кременецкий вздрогнул и обернулся, едва не выронив билет (вот ещё не хватало: монет-то уже не было!) — но голос был незнакомый, и относился не к нему: лавируя в толпе, к кассе быстро пробирался кто-то в таких же, как у него, плавках. И тут Кременецкий сообразил, как этим воспользоваться… Но, пока он смотрел назад, та женщина успела пройти контролёра, и уже шла к катеру. Кременецкий быстро предъявил билет и рванулся за ней — пусть все думают, что это он догонял её с криком: «Стой, зараза!» Неприятно, но раз нужно…

Он успел вскочить на катер раньше — и, перепрыгнув ступеньки, ведущие с кормовой палубы на носовую, занял первое попавшееся место — как всегда, у окна. Риска никакого — вряд ли кто станет высматривать его здесь… И уже отсюда он вновь увидел того человека — который, перепрыгнув подставленную контролёром руку, едва успел: трап уже убирали. Между ним и ток женщиной — сразу началась перебранка из-за тюка одежды… Что ж, даже лучше: случайные свидетели запомнят этих двоих, а его — вряд ли…

Катер дрогнул и двинулся задним ходом мимо причала. Теперь пути назад точно не было… И тут Кременецкий с удивлением понял: нервная дрожь прошла!

Пригнувшись, он стал всматриваться в удаляющийся пляж, но не видел малейших признаков беспокойства (как и самих — матери, брата, и того, кого не хотел бы считать отцом). Катер разворачивался носом, скрывая берег — ведь он сел с правого борта…

И вдруг подумалось: а ведь это разлука с матерью — и неизвестно как надолго! И сам путь, избранный им, вёл пока в неизвестность…

(«Но что толкнуло его на это? — не выдержал Мерционов. — Почему мы не знаем?»

«Наверно, узнаем потом», — предположил Тубанов…)

…Катер, завершив разворот, двинулся к центральному пляжу — и тут стало заметно качать от борта к борту. Кременецкий с внезапным страхом, вмиг вытеснившим прочие мысли, схватился за спинку переднего сиденья… Странно: он и не знал, что так боится качки!

… Хотя все предыдущие дни такой качки не было — но он и год назад здесь же (и два — в Сочи, и три — в Сухуми) спокойно переносил и более сильную, а тут — небольшие волны заставили хвататься за сиденье, вместе с тем опасаясь, как бы не обратили внимание другие пассажиры! Пусть даже со стороны эта качка выглядела совсем не страшно — но, когда палуба то уходит из-под ног, то будто подбрасывает его, а линия берега мечется по всей высоте оконного проёма вверх и вниз…

(«И фобии не возникают просто так, — подумал Кламонтов. — Что-то кармическое…»

«Опасность плавать на катере с такого-то возраста? — предположил Вин Барг. — Возможно…»)

…Время будто растянулось — и он всё с большей тревогой и нетерпением ждал поворота к причалу центрального пляжа, где кончится изматывающая качка… Но вот пляж был уже близко — а катер вместо того, чтобы свернуть, двинулся дальше, к морскому вокзалу! И хотя это не было тревожным знаком (катера иногда ходили и так, без захода на центральный пляж) — в сознание стала закрадываться тревога. И хотя опять же, он понимал: спохватиться ещё не могли, прошло мало времени — но уже росла и набирала силу мысль: а вдруг догадались? Кто-то всё же видел его посадку на катер, или брат раньше времени выдал матери тайну?..