Мадлен Л’Энгл - Большие воды [litres]

Она зашагала обратно к невысокому белому дому и плечом раздвинула звенящий занавес из бус.

– Идемте, – поторопила спутниц Ана. – У меня и других дел полно.

И вместо того чтобы еле брести, как по дороге сюда, она торопливо зашагала прочь.

– Это очень любезно со стороны Аны и Тиглы – добыть для нас мазь, – спокойно сказала Оливема.

– Они это делают не задаром! – ответила Иалит. – Я отдала им всю свою долю смокв, а они в этом году уродили хорошо! А ты отдала им весь свой миндаль.

– Ана с Тиглой не понимают, как можно сделать что-то даром, – вздохнула Оливема. Впрочем, то, что она сказала, ни для кого не было тайной. – Уж таковы они.

– Но Махла не была такой! – возразила Иалит. – Она изменилась. Я больше не узнаю ее.

Она подпрыгнула, потому что под ногами у нее прошмыгнула крыса. И снова было мерцание роста, крыльев и сверкающих глаз – а потом снова лишь поджарое тельце крысы. Иалит подумала об Иблисе, который даст ей все, что бы она ни вообразила. А потом подумала о близнецах: о том, как Сэнди поклонился ей в дедушкином шатре, как Деннис сидел рядом с ней ночью – Деннис, способный понимать язык звезд.

И она поняла, что никогда не последует за Иблисом.

Иалит повернулась и увидела слезы в глазах Оливемы.

– Оли!.. – удивленно начала она.

Оливема смахнула слезы и поспешно улыбнулась:

– Сегодня утром я увидела отражение своего лица в кувшине с водой. Ох, Иалит, маленькая Иалит, я люблю своего отца, но я так и не знаю, отец ли он мне!

Иалит взяла невестку за руку:

– Если ты любишь его – он твой отец, а все остальное не важно.

Оливема кивнула с благодарностью:

– Спасибо, сестричка. Мне нужно было услышать это.

– Ты жена моего брата, – продолжала Иалит, – и моя подруга. И если… ну, если нефилимы – родня серафимам, как считает мой отец, значит ты подобна серафимам.

– Эй, поторапливайтесь! – крикнула Ана и повелительно махнула им рукой.

– Уже идем! – отозвалась Оливема.

И они поспешно двинулись к центру оазиса, туда, где раскинулись виноградники Ноя, и его пастбища, и его шатры. Туда, где ждал их Деннис.

Луна зашла; тропа ее была белее, чем пески пустыни, прячущиеся в тени. Звезды плыли по небу в радостном танце. Горизонт скрывала та непроглядная тьма, что появляется лишь перед рассветом.

Гриф появился словно бы из ниоткуда, спикировал вниз, вытянул голую шею, принялся чистить темные перья.

– Стервятников недооценивают. Без нас болезни уничтожили бы все живое. Мы убираем отбросы, испражнения, трупы людей и животных. А нас не ценят!

Не прозвучало ни звука, и все же было такое ощущение, словно слова эти процарапали прямо в воздухе.

Жук-скарабей выкопался из песка и, моргая, посмотрел на грифа:

– Чистая правда. Ты помогаешь поддерживать чистоту в мире. Я тебя ценю.

И он снова нырнул в песок.

Из пустыни приполз крокодил, громоздкий и неуклюжий, не то что в воде. За ним следовала драконоящерица; она раскинула кожистые крылья, похваляясь ими. За ними скользила темная змея с капюшоном.

Рядом со змеей неслось небольшое существо в коричневом панцире. Размером оно ненамного превосходило скарабея.

– Мы неуязвимы. Мы пережили огонь вулканов и землетрясения, ломавшие континенты и воздвигавшие горные цепи. Мы бессмертны. Мы займем всю планету.

Нетопырь, сверкавший ярче золота, камнем рухнул на таракана:

– Ты горд, и ты способен пережить огонь и лед, но я могу съесть тебя, если понадобится. Надеюсь, этого никогда не случится.

И золотистый нетопырь снова взмыл ввысь ярким росчерком во тьме.

Миниатюрное подобие крокодила с приплюснутым носом, ящерица-сцинк, карабкалось по песку неподалеку от крокодила и драконоящерицы.

– Я маленькая и быстрая, плоть моя несъедобна и поражает мозг. Такова уж я. Такой я создана.

На спине у сцинка восседала блоха, цепляясь за чешуйчатое тело.

– И я тоже такова.

Пронзительный писк разрезал чистый воздух. Это жужжал комар.

– И я, и я тоже! Я напьюсь вашей крови!

Небольшой, покрытый слизью червь полз через пески, оставляя за собой тоненький след.

– Я не какая-нибудь улитка, мне не нужен дом! Я самодостаточен.

Рыжий муравей забрался на крыло драконоящерицы и крепко держался, как тот ни пытался стряхнуть кусачее насекомое. Крыса, лоснящаяся и упитанная, сморщила нос, повела усиками и посмотрела на лысую шею грифа:

– Я тоже очищаю улицы. Я ем плоть. Предпочитаю живую, но удовольствуюсь тем, что найдется. Я тоже помогаю поддерживать чистоту в мире.

Ни одно из этих слов не прозвучало. Слова рассекали ночную пустыню, словно вспышки черного света.

Таинственная компания из двенадцати существ образовала круг.

Это были нефилимы.

Оливема с Иафетом лежали, обнявшись, на большом плоском камне в пустыне, невдалеке от оазиса. Они не заметили ни льва, неспешно прошествовавшего мимо них, ни парящего высоко в небе пеликана, ни жука-скарабея, вынырнувшего из песка.

– Любимая, – прошептал Иафет в изящное ушко Оливемы, – мать еще давным-давно говорила мне… Если в тебе есть кровь нефилимов, тогда ясно, откуда у тебя такие целительские способности.

– Но я не знаю… это ведь не наверняка…

Иафет нежно поцеловал ее. Потом отодвинулся ровно настолько, чтобы сказать:

– Ты моя жена, мы с тобой едины, а все остальное не важно.

И они были едины. И это было хорошо.

Иалит вышла из шатра наружу подождать рассвета. Она больше часа трудилась над струпьями Денниса, осторожно счищая те из них, которые уже поддавались. Большинство мокнущих ранок уже зажили. Все большая часть ухода за Деннисом перекладывалась на Иалит; Оливема поручала ей все больше и больше процедур. В конце концов, у Оливемы были дела и в своем шатре.

Матреда готовила еду для юноши: суп и фруктовое пюре – то, что легко было глотать.

– Но что мы будем с ним делать, когда он выздоровеет? – спросил у жены Ной.

– Он наш гость, – сказала Матреда. – Мы спросим у него, чем мы можем ему помочь.

– Он хочет вернуться домой, – вставила Иалит.

– Да, но где его дом? – спросила ее мать.

Иалит пересекла один из отцовских виноградников, вошла в небольшую рощу, которой пользовались женщины, и, облегчившись, дошла туда, где пустыня окутывала оазис. Девушка зачерпнула пригоршню мелкого песка и потерла им ладони, чтобы очистить их.

Луна уже зашла, и рассветные звезды висели над горизонтом. Надо будет завтра поспать во время дневной жары. Зачастую именно тогда лучше всего и высыпаешься.

Иалит любила сидеть в предрассветной прохладе на каком-нибудь большом камне и слушать тихую песню уходящих созвездий. Дедушка Ламех научил ее слушать звезды. Из всех детей Ноя и Матреды только Иалит и Иафет умели понимать небесную речь.