Кэт Фоллз - Нелюдь [litres]

– Предположение, основанное на том, что я видел в дюжине разных поселений, где мне привелось побывать. Мало кто здесь, в Зоне, видел больше меня. Некоторые поселения организовали что-то вроде правительства. Как в Молине, где люди имеют право решать, как им жить. Но в очень многих местах они позволили людям с оружием захватить власть. Просто этот тип в Чикаго еще и придумал красивое название для своей должности.

Эверсон повернулся к Космо.

– Он прав?

Малыш только пожал плечами.

– Конечно, я прав. – Рейф встал. – Мне не нужен микроскоп, чтобы понять, что я вижу перед собой. А в данный момент я вижу, что огонь почти догорел. – Охотник направился вверх по лестнице.

Где-то в лесу какой-то зверь внезапно завыл на луну. Но для волка вой был слишком низким и хриплым. Я тоже встала:

– Думаю, посуду можно просто оставить в раковине.

С таким же успехом можно было все бросить на столе. На следующий день мы были бы уже далеко, а в доме больше никого не было. Но мы с Эверсоном по старой привычке все равно собрали грязные тарелки и отнесли их на кухню. Космо спрятал свое полотенце на груди и понес за нами винные бокалы.

Эверсон наблюдал, как малыш старательно расставляет бокалы на кухонном столе.

– Сколько уже лет ты так выглядишь, Космо? – спросил он.

– Я всегда был таким. – Космо направился обратно в столовую.

– Наверное, один из его родителей уже был инфицирован, – заметил патрульный.

Внезапно я вспомнила что-то, что Рейф упомянул накануне, и пошла вслед за Космо:

– Ты ведь уже родился с ДНК животного?

Космо осторожно взял со стола еще два бокала и поднял на меня большие голубые глаза:

– Я должен был родиться с белым мехом.

– Что?

– У меня должен был быть мех, как у моей мамы, но ничего не получилось.

– Это твоя мама так сказала? – Я с трудом сдерживала гнев.

– Нет, наша королева.

Рейф опустил на пол охапку досок:

– А чего она ожидала? Ты же наполовину обезьяна, с какой стати у тебя должен быть белый мех?

Я сердито глянула на него, но он принялся подбрасывать дрова в огонь. Сноп искр вырвался из камина.

– Моя мама не обезьяна, – сердито ответил Космо, – она наполовину арктическая лиса.

– Теперь понятно, почему у тебя такой светлый мех, – сказала я, поглаживая его по серебристой голове. Сейчас я поняла, что в его чертах действительно было что-то от лисьей мордочки.

– Значит, твой отец был человекообразной обезьяной? – спросил Эверсон.

Космо смущенно пожал плечами. Скорее всего, он даже не знал, кто был его отцом. Я вдруг вспомнила еще одну фразу Рейфа и обернулась к нему:

– Ты ведь сказал, что если родители были заражены вирусом, то у их потомства полный иммунитет к вирусу, не так ли? Они не могут никого заразить.

Рейф кивнул с недовольным видом.

– Стало быть, Космо не может превратиться в дикого зверя, – продолжала я, – и он может ночевать с нами в доме.

Не дожидаясь, пока охотник ответит, я повернулась к Космо и улыбнулась ему:

– Почему бы тебе не выбрать, где ты хочешь спать?

Опасливо покосившись на Рейфа, мальчик указал в сторону кухни:

– Я обычно сплю там.

– Но сегодня тебе не нужно прятаться, – сказала я. – Если кто-то заберется в дом, мы будем с тобой.

– Космо, а ты когда-нибудь спал на настоящей кровати? – спросил Эверсон.

Космо уронил бокалы и бросился в кухню, отчаянно тряся головой.

– Молодец, патрульный. Обидел парня ни за что, – ухмыльнулся Рейф, направляясь вверх по лестнице.

У Эверсона был расстроенный вид:

– Я не хотел.

Он ушел на кухню, и я слышала, как он принялся извиняться перед Космо.

Я присела у камина и бросила в огонь ножку от стула. Из камина пахнуло дымом, я закашлялась и уткнулась горящим от жара лицом в рукав. Через несколько минут вернулся Эверсон и уселся рядом со мной с несчастным видом.

– Он опять свернулся в кладовке. Сказал, что кровати – это для настоящих людей.

– Но он же человек, – возразила я.

– Видимо, в Чикаго свои правила. – Эверсон уставился в огонь, нахмурив брови. Пламя бросало отблески на линию его щеки и твердые губы. Я перевела взгляд на его коротко остриженные волосы. Разве не странно, что мне постоянно хотелось потрогать их, ощутить под ладонью этот ежик? То ли это Дикая Зона так на меня действовала, то ли постоянное недоедание и недосып. Пора было идти спать. Давно пора.

– Ты так пристально меня рассматриваешь. – Его низкий голос звучал очень мягко.

Я покраснела.

– Просто я думала… – я отчаянно пыталась придумать оправдание, – как тебе удалось получить разрешение перейти мост и поехать за мной в Молин.

Ну вот, отлично придумала. Хотя в данную минуту я думала о другом, но этот вопрос уже приходил мне в голову раньше.

– Я-то думала, что заходить в Дикую Зону запрещается абсолютно всем.

Он потянулся, и сперва я решила, что Эверсон не ответит, но через минуту он заговорил:

– Я давно просил разрешения съездить в Молин. Из всех карантинных центров он ближе всего к базе, и мы знаем, что там есть зараженные люди. Я сказал, что воспользуюсь случаем, проверю обстановку и доложу начальству. Это все, что я должен был сделать.

А в результате оказался здесь, рискуя жизнью, чтобы помочь своему деду создать лекарство от вируса. Чем не героизм?

– У тебя есть девушка? – Я задала вопрос невольно, и мне тут же захотелось провалиться сквозь землю. Мне надо было думать о том, как выполнить задание директора Сперлинг, а не разглядывать парня, затаив дыхание.

Даже если Эверсон и подумал, что я веду себя нелепо, вида он не подал:

– Дома? Нет.

– А на Арсенальном? – Такое впечатление, что меня кто-то за язык тянул.

Он сжал губы, словно задумался о чем-то неприятном:

– Я дружу с некоторыми, но дальше этого наши отношения не заходят.

– Тебе не нравится камуфляжная форма на женщинах?

– Вовсе нет, на некоторых девушках она смотрится отлично. – Его улыбка согрела меня до глубины души. – Это из-за отношения к работе. У патрульных только одна задача: не допустить проникновения вируса на Запад. Нас учат считать себя первой линией защиты. Вторая – это стена. А генетически изуродованные люди? Они – потенциальный враг, способный заразить и убить всех жителей Запада до единого, мужчин, женщин и детей.

– Но больные люди вовсе не враги, – возразила я.

– Патрульные не называют их «больными». Их называют изуродованными «дикими». Специально, чтобы предотвратить сочувствие к ним. Потому что по правилам ты должен убить «дикого», если он, к примеру, пытается пересечь реку на плоту. А сочувствие может помешать тебе выстрелить в него. Жизнь патрульных разделена на черное и белое: серых зон у нас нет. Так что забудь про эмпатию. Эмпатия патрульным только мешает. В общем, когда живешь на базе, трудно избежать разговоров на эту тему. Но я приехал на Восточный берег не за тем, чтобы искать себе девушку.