Андрей Лазарчук - Целое лето

Шипя, он обмыл руку под тёплой водой, потом обмотал маленьким полотенцем. Обработать, обработать… что-то же такое рассказывали на ОБЖ… Он поискал в ванной, потом в холодильнике. В холодильнике обнаружилась бутылочка с фурацилином. Годится, неуверенно подумал Глеб. Он понюхал жёлтую жидкость. Пахло противно, но не спиртом — спирта он опасался, если честно. Тогда Глеб вылил бутылку на полотенце и уже мокрым снова обмотал руку. Прикосновение холодного было даже приятным. Пока он всё это проделывал, несколько раз звонил домашний телефон, но подойти Глеб не мог. Ладно, надо кому — перезвонят… Потом он нашёл чистый полиэтиленовый пакет, натянул его поверх полотенца, обмотал скотчем и решил, что пока сойдёт. И только после этого посмотрел на себя в зеркало.

Да, видок… Падая, он пропахал скулой асфальт, там тоже была чёрно-красная ссадина и синяк вокруг. Красава… Лицо мыть было почти не больно, так, щипало. Он решился и помыл ссадину с мылом. Щипать стало сильнее, зато ушла грязь. Подумал, что эту можно прижечь йодом, не страшно, полез искать йод и не нашёл. Ну и ладно, так заживёт.

И тут запел айфон: «I follow rivers…» Это была мать.

— Да, — сказал Глеб. — Привет, мам. Я слушаю.

— Как у тебя дела?

— Нормально. Сходил в школу.

— Так сразу?

— Ну ты же знаешь бабушку. А у тебя как? Таблетки пьёшь?

— Не хами.

— Я просто спрашиваю. Не хочешь, не говори.

— Пью. Всё нормально со мной. Как бабушка?

— Вообще-то бабушка сейчас в больнице…

— Что?!.

— Да ничего страшного. Давление подскочило. Я у неё был, недавно пришёл…

— Какое давление?

— Кровяное.

— Я знаю, что кровяное. Цифры какие?

— Она не сказала.

— Речь теряла?

— Ну… ненадолго.

— Понятно. Я сейчас еду.

— Что? Да что ты выдумы…

Гудки.

Глеб попытался позвонить обратно — приятный голос объяснил ему, что для этого не хватает средств на счету. Вот чёрт… компа у бабушки нет, чтобы пополнить счёт из кошелька, а где тут найти терминал, да ещё среди ночи… Стоп. Можно позвонить за счёт матери, можно взять кредит. Он стал вспоминать нужные номера — и тут грянул дверной звонок.

— Кто там? — спросил Степан через дверь.

— Это я, Алина Сергеевна, я вам звонила, — сказала Алина.

— Алина Сергеевна… Да, помню. Но уже поздно.

— Степан Григорьевич, я не отниму у вам много времени.

— Что у вас за дело?

— Я учитель истории в школе, и я краевед. Вам говорит что-то дата — четырнадцатое мая шестьдесят восьмого года?

— Вы с ума… Входите.

Степан щёлкнул засовом, рывком распахнул дверь. Алина вошла. Он высунулся наружу, коротко огляделся, захлопнул дверь и задвинул засов.

— Вы совсем с ума… — он оглянулся. Алины в прихожей не было. — Вы где?

— Здесь, — отозвалась она из коридора. — Как чисто у вас, Степан Григорьевич. Чаем не угостите?

— Да, конечно…

Он уже начал испытывать беспокойство, но беспокойство он испытывал при встрече с любым человеком. Однако здесь было что-то другое, чуть-чуть другое.

Учительница-краевед уже сидела на кухне, спиной к нему. Степан зажёг газ под ещё горячим чайником, поставил на стол вторую кружку.

— Только извините, у меня к чаю мало что…

— Не страшно. Может, у вас есть кофе? Растворимый? Было бы хорошо.

— Где-то есть… я его редко пью, только когда погода… Да, вот он.

— Спасибо. Так что вам…

— Стоп-стоп. Сначала я. Почему вас интересует эта дата?

— В этот день в Тугарине произошло много необычных событий.

— Да. Много.

— Вы же писали об этом?

— Писал. Но опубликовали не то, что я писал, а чушь, полную чушь. С журналистами невозможно иметь дело…

— Да, конечно. Вы присядьте, Степан Григорьевич. У вас чай остынет, пейте.

— Да не страшно, я и холодный…

— Вам такие слова знакомы: «Здесь красивая местность»?

Степан вздрогнул.

— Ой, как вы сразу побледнели. И руки не поднимаются, да? И ноги отнялись? Какая незадача…

— Ты кто? — внезапно севшим голосом просипел Степан.

— Квадрат девятнадцать. Вы, главное, сохраняйте спокойствие. А то не дай бог дыхание прекратится или сердчишко остановится. Не дай бог.

— Что тебе надо?

— Где Благоволин?

— Не знаю. Ты же с ним…

— А подумать? Где он ещё может быть?

— Нет. Не имею представления.

— Прямо подпольщик на допросе. Можно ведь и по-другому всё узнать, правда же?

— Не надо! — попытался дёрнуться Степан, но руки действительно как прилипли к столу, а ноги воспринимались как безжизненные колоды. — Не надо! Я правда не знаю! Как вы тогда ушли, так и всё!

— Ладно, Степан Григорьевич, не хотите по-хорошему…

— Слушайте. Я же всё сказал. Я же с вами сотрудничаю. Я ведь спать потом не смогу, мыши замучают…

— Почему мыши?

— Не знаю! Приходят, смотрят… Не знаю! Не знаю я, где ваш Благоволин, ну не знаю, не видел, не слышал, представить не могу, ну не мучьте меня, не надо, хватит! Ну зачем мне врать, скажи, зачем?!!

— Не знаю, — его голосом сказала Алина.

Она взяла баночку с растворимым кофе, открыла её, посмотрела внутрь. Набрала полную ложку, положила в рот, расплылась в улыбке…

Степан несколько секунд смотрел на неё молча.

— А-а, — сказал он почти спокойно. — Потеряла, да? «Посредник» потеряла? Или потерял? И что теперь будешь делать?

— Есть много вариантов. Слабому сознанию, Степан Григорьевич, свойственно прогибаться, деформироваться и впадать в отчаяние под напором обстоятельств, которые кажется ему непреодолимыми. Сильное сознание видит эти обстоятельства под другим углом и даже сверху, и выстраивает стратегию дальнейших действий на много ходов вперёд. Вот этот ваш образ жизни — взаперти, в дикой бедности, без надежды на лучшее и притом без всякой гарантии, что сильное сознание высшего существа не найдёт способа проникнуть в эту вашу крепость без малейших усилий, — это как раз печать вырождения, деформации и отчаяния всего того, что вы называете человечеством. У вас нет шансов, Степан Григорьевич, ни одного, ни малейшего, всё уже решено, просто нужно сделать все ходы, даже промежуточные. Знаете, что было тогда, четырнадцатого мая? Мы проинициировали запуск необходимых для нас процессов в вашем обществе. Оно отреагировало именно так, как мы рассчитывали. Всё идёт по плану. По предначертаниям, если говорить высокопарно. Жаль, что вы мне не помогли сейчас, но я знаю, что поможете в скором будущем. А через пять минут закройте за мной дверь.

Алина поднялась и беззвучно исчезла. Степан с огромным напряжением оторвал одну руку от столешницы, но на это ушли все силы. Он сидел, дрожа от изнеможения, весь мокрый, когда невидимые путы вдруг спали…

— Толя?

— Да? Аля, ты? Что ты…

— Слушай внимательно. Это важно. Ты этого мужика, который под машину кинулся, видел сегодня?