Андрей Лазарчук - Целое лето

— Аля, я… Я не знаю. Я думаю, это был сон. Мне что-то вкололи…

— Пусть сон. Он тебе что-нибудь сказал?

— Да. Спросил, не квадрат ли я.

— И ты ответил, что не квадрат?

— Да… или нет, просто не ответил… Переспросил, а он… Слушай! Он спрашивал о тебе! И даже не спрашивал, а… как бы это… привет передал.

— Что он сказал? Вспомни точно.

— Вспомнишь тут… Он в окно выпрыгнул, а за ним целая толпа с автоматами ввалилась…

— Вспоминай. Это очень важно.

— Ну, примерно… примерно так: «Пришли воры. Хозяев украли. Дом в окошко ушёл». Да, слушай, именно так. Запомнил, надо же…

— В окошко, точно?

— Точно. Потому что он сам в окошко — тут же… а следом эти…

— Спасибо, Толя. Вот теперь спи.

— А в чём вообще дело?

— Да нет, всё хорошо. Надо было одну вещь выяснить… Спи. Можешь забыть.

— Глеб?!

— Пап?!

Да, это была большая неожиданность для обоих.

— Ты давно приехал?

— А ты?

— Сегодня. Я тебе весь день звоню — что трубку не берёшь?

— Наверное, другая линия была.

Глеб не без удовольствия отметил, что от этих слов отец дёрнулся. Впрочем, тут же взял себя в руки.

— А бабушка где?

— Как где? В больнице.

— В какой больнице? Почему? И что с тобой?

— В нашей больнице. Давление подскочило. Но уже всё нормально. А меня волк погрыз. Но волка застрелил какой-то мужик. Так что всё в порядке. Со всеми.

— Волк? — напрягся отец.

— Может, волчица. Я не посмотрел, извини. Слушай, может, ты пройдёшь?

— Да, конечно… Застрелил волка, говоришь?

Отец скинул туфли — мягкие и явно очень дорогие, — и босиком прошёл в бабушкину комнату. Глеб запер дверь и двинулся за ним.

— Застрелил.

— Где это было?

— Домах в трёх отсюда.

— В городе?!!

— А что? Лето, говорят, сумасшедшее было, вот они и посходили с ума. Он вообще сюда запрыгнул, бабушку напугал…

Чтобы увидеть у отца такое изумление, такие выпавшие глазки — можно было отдать многое. Но это длилось секунду, не больше. Снова деловая маска, и тут же — из рукава, что ли? — в руке оказался телефон.

— Сергеич? Срочно. Пробей у ментов, что за херня была сегодня… во сколько? — он скосил глаз на Глеба. «В одиннадцать» — сказал Глеб; его вдруг снова затрясло. — В одиннадцать на Пионерской. Со стрельбой. Да, прямо сейчас. И не по телефону, лично подъедьте. И мне тут же доложи. Да, буду ждать…

Он сел, положил телефон на стол и потёр щёки руками.

— Да, история… А не собака, точно?

— Ну, пап… Нет, не собака, — вспомнив жёлтые глаза, уверенно сказал Глеб. — Что-то волков развелось. Сюда ехал, волк сбитый на обочине был. Бабушку — волк. Меня — волк. Расскажи кому…

— Пока не рассказывай, — сказал отец. — Это может быть… важно. Это может быть так важно, что ты не представляешь.

— Куда мне, — сказал Глеб.

— Не обижайся, — сказал отец. — Скажи лучше, какими ты судьбами?

— Мы с матушкой решили пожить отдельно, — сказал Глеб со всей возможно язвительностью, но отец, кажется, её не заметил.

— Как она?

— А тебя это правда интересует?

— Да. Знаешь… если с человеком невозможно жить, это ещё не значит, что он перестал быть другом.

— Во как, — сказал Глеб. — Что-то новое, свежее… Нормально она сейчас. Как это… в рецессии?

— В ремиссии, — сказал отец медленно. — Это хорошо… Ты долго тут планируешь пробыть?

— Хотел перезимовать.

— Зимой тут не очень.

— А там — очень не.

— Да, я знаю… Ладно, разберёмся. По мере поступления. Дай чего-нибудь поесть. Весь день ни крошки во рту.

— Посмотри в холодильнике. Если там что-то ещё осталось… Мне как-то не с руки. В смысле, с одной.

— Понял, не дурак.

В холодильнике обнаружилось четыре холодных варёных картофелины, четыре яйца, полпалки колбасы и открытая, но почти полная банка печёночного паштета.

— Хм, — сказал отец. — Можно сделать типа салат и типа запеканку. Что бы ты предпочёл?

— Я бы поспал, — сказал Глеб. — Ты делай что-нибудь на себя, я не хочу. Если честно, то — тошнит.

— От вида меня? — отец что-то искал в столе.

— Да вряд ли. Я вообще-то хотел к тебе ехать…

Отец, вытащивший из ящика стола сковородку, замер. Оглянулся.

— Ты знаешь, — сказал он медленно, — это хорошо, что ты передумал. У меня там… сложно. Нехорошо у меня там…

— Поссорились? — спросил Глеб.

Отец покачал головой:

— Нет, это не… не так, как с Машей. Другое. Раздружились, что ли. Не знаю. Устал я, сына. Давай пожрём и спать. Завтра тяжёлый день.

— Ты не сказал, что ты-то здесь делаешь?

— Работа, — коротко сказал отец. — Потом, ладно?

— Всё потом, — сказал Глеб. — Всегда потом.

— Не ворчи.

— Я не ворчу. Я кон-стан-тирую. Слушай. Бабушка сказала, что я тебя совсем не знаю. Что, правда? До такой степени?

Отец, колдуя у плиты, просто пожал плечами.

— И чтобы я не смел тебя осуждать.

— Ну, почему же, — не оборачиваясь, сказал отец глухо. — Я и сам себя осуждаю, что бы и тебе не последовать примеру… доброму примеру… а, чёрт…

Он сунул палец в рот.

— Разучился готовить, — глухо сказал он. — Вот просто начисто разучился…

На плите шкворчало. Вкусно тянуло горячим маслом.

И тут в кармане у него заиграла какая-то классика. Глеб непонятно почему напрягся.

Отец передвинул сковороду на холодную конфорку, достал телефон.

— Да, — сказал он. — Слушаю. Кто? Шабельников? Главмент? Понял. А где труп? Ага. Слушай, соври им что-нибудь, но пусть волка засунут в холодильник… да-да-да. В морге. И заморозят нахрен в ледышку. А завтра что-нибудь придумаем…

Он повернулся к Глебу.

— Спас тебя начальник горотдела. Волк убит тремя выстрелами…

— Контрольный в голову, — сказал Глеб.

— В шею, — сказал отец и добавил непонятно: — Так что, может быть, ещё не всё потеряно…

Юлий Егорович Шабельников, капитан полиции и и.о. начальника посотдела (хотя все говорят — горотдел; так же в дальнейшем поступим и мы), лет шесть назад имел звание майора и занимал пост начальника второго управления («убойный отдел») областного уголовного розыска; перспективы у него намечались самые блестящие. Самого Юлика я лично не знал, но зато с его отцом мы учились в смежных классах — он на год старше, — и были дружны. Его призвали в ВДВ, а потом он поступил всё в то же РВВДКУ, где я его год спустя и нагнал. Правда, он учился во Второй учебной роте, и мы практически не пересекались. После училища у него было две командировки в Афганистан, и показал он себя хорошо: во всяком случае, к Герою его представляли, а что не дали — так многим хорошим людям не дали; там с этим было сложно и не очень честно. К сожалению, где-то он умудрился подцепить гепатит, причём какой-то особо поганый, службу продолжать не смог, а на гражданке долго не протянул — умер в девяностом году. Оба его сына пошли по стопам отца и тоже закончили Рязанское. Старший, Леонид, сейчас командует полком в 7-й гвардейской; младший же, Юлий, попал под сокращение, но вполне нашёл себя в милиции. До некоторого времени у него всё было прекрасно…