Игорь Дручин - Глухая орбита вечности

— Поймите,— убеждала она противников,— мы живем здесь в необычных условиях, и экипаж, если он не будет занят привычным ему делом, деквалифицируется. Что он сможет передать грядущему поколению?

— Если оно будет, это поколение,— бросил с места реплику главный энергетик Олег Михайлович Гринько.

— Мы живем здесь чуть больше года. Вы полагаете, что этого времени достаточно для акклиматизации? Есть еще выход, Олег Михайлович.

— Но по земному календарю это составит все четыре,— возразил главный энергетик.

— Надо шире поддерживать контакт с местным населением. Теперь, когда мы все изучили язык аборигенов, сделать это будет значительно проще.

— Я бы не сказал,— откликнулся Андрей Кудеяров.— За время строительства здесь знаете их сколько побывало? Я пытался с ними завести разговор. Молчат, как рыбы.

— Это не довод, Андрюша.

— Правильно,— поднялся с места Байдарин.— Я по дороге познакомился с одним из вождей. По-моему, он разговаривал довольно охотно.

— Вот тебе и поручим подготовить их к контакту,— сразу нашелся Климов.— Лично у меня тоже ничего не получается. Разговариваешь, как со стеной.

— Хорошо, я попробую,— согласился Байдарин.— Не знаю, почему они меня отличают.

Праздник продлился три дня. После гигантской работы, проделанной за сезон, всем хотелось побыть вместе, немного расслабиться. Только вновь избранный начальник экспедиции Манаев, конструктор Фрухт и первый штурман Шумский улетели на корабль, оставленный под присмотром автоматики: бывший капитан и первый штурман из привязанности к порядку, Леон Гафизович, полагая, что для отдыха достаточно и одного дня.

На второй день организовали спортивные соревнования, тут же названные с легкой руки Никишина Винейскими играми. В беге не знала себе равных семейная пара — Ананьин и Астужева. Их чествовали как первых винейских чемпионов венками из голубоватых листьев местной ивы с плотными кожистыми листьями, напоминающими лавр. В прыжках с шестом отличился Володя Седельников. Никишина признали чемпионом в многоборье. Он, хотя и не выиграл ни одного состязания, но в большинстве занимал второе место. Особенно упорной были встречи по волейболу. Здесь по производственному признаку выделились три команды: «Наука», во главе с капитаном Леонидом Журавлевым, «Космос», которую возглавил Олег Гринько, и «Планета» — с капитаном Романом Юмашевым.

Первую встречу «Наука» провела собранно, и команда корабля потерпела поражение. Зато в следующей игре «Космос» одолел «Планету», и рассерженные десантники и спасатели выиграли два сета подряд у «Науки». Журавлев заменил нервничающего Никишина Славой Замоевым, и «Наука» тоже выиграла два сета подряд. Пятый сет начался для «Науки» неудачно. Мощные подачи Дагбаева обрушились на Ананьина, и «Планета» повела со счетом 5:0. Журавлев ввел снова Никишина, но Дагбаев перенес свои пушечные подачи на самого капитана, и тот пропустил две подачи. Болельщики неистовствовали. Против «Науки» болели объединенные общей обидой весь экипаж корабля и не вошедшая в команду часть службы изучения планет. Этому мощному хору противостояли хорошо поставленные голоса шести женщин во главе с заядлым болельщиком геофизиком Варвариным. Остальные мужчины, исключая Славу Замоева, поддерживали команду жидкими аплодисментами. Еще подача и — снова гол.

— Ленечка, возьми мяч. При всех поцелую! — закричала в отчаянии Радина.

И чудо свершилось. Мяч, посланный с неистовой силой Дагбаевым, легко порхнул из рук Журавлева Славе Замоеву. Мягкий пас и оглушительный удар Никишина. Николай пошел на подачу. Теперь уже его, мощные подачи внесли растерянность в стан противника. Постепенно игра выравнивалась. При счете тринадцать — тринадцать снова на подачу выходит Дагбаев. Мяч летит на Славу Замоева и срезается с рук. Дагбаев торжествующе смотрит на Славу и изо всех сил бьет по мячу. Сетка. Вопль отчаяния и взрыв радости. Счет четырнадцать — четырнадцать держится долго. На подачу становится Слава. Легкий, но коварный удар, и планирующий мяч вдруг падает на голову Романа Юмашева. Снова коварная подача, но капитан «Планеты» откидывает мяч Дагбаеву и тот пробивает блок. Метнулось гибкое тело Журавлева, и каким-то чудом мяч оказывается над сеткой. Короткий, как удар кинжала, перепас Байдарина и Никишин обрушивает всю энергию своих мышц на мяч. Женщины от радости топают ногами и обнимают друг друга. Радина выбегает на площадку и целует Журавлева, а потом, заодно уже, всех подряд...

Металл кипел. Даже сквозь тепловую защиту печи пробивался нестерпимый жар, и уже в полутора метрах от смотрового окна стоять было неприятно. Кислородное дутье не помогало: содержание кремния оставалось прежним. Металлург Фадин недоумевал. Еще сутки назад металл шел непрерывным потоком и кремний в соединениях с щелочноземельными металлами благополучно всплывал на поверхность, убирался системой очистки и, остывая, превращался в шлакопоровые блоки. И вот теперь по непонятным причинам кремний застревал в кипящем металле и содержание его непрерывно росло. Беспокойство Михаила Фадина нарастало не потому, что прекратилось производство шлакопоровых блоков, они были побочным продуктом производства, значительно больше волновало его то, что металл шел некачественный и достаточно еще двух-трех сотых кремния и автоматика остановит разливочно-прессовую аппаратуру. Металлург вызвал технолога-кибернетика Павла Арбатова, а сам стал у пульта, пытаясь вручную, если не улучшить ход плавки, то по крайней мере удержать ее на крайнем пределе. Он добавил флюсов и в первый момент на поверхность всплыли шлаковые клочья. Это позволило ему дождаться Павла, но большего он сделать не мог, дальнейшие добавки флюса увеличили предельные кальция и сработала автоматика. Разлив металла прекратился, и положение осложнилось: из восстановительного цеха непрерывным потоком шел неочищенный металл и уровень расплава в печи очень скоро мог достичь критического предела. Тогда аварийная система выбросила бы тонны почти готового металла.

Арбатов, едва взглянув на энергетический режим печи, отметил повышенный расход плазмы, однако по всем другим параметрам измерительная аппаратура не показывала отклонений. Павел, подошел к пульту управления.

— Ну что там? — спросил Фадин, не спуская глаз с медленно поднимающегося уровня кипящего металла.

— Послушай,— технолог безымянным пальцем потер бровь,— объясни, что у тебя происходит? Куда-то уходит избыточная мощность энергии...

— Вот как? А я искал неполадки в дозирующей схеме... Мм... Куда же она расходуется? На кристаллизационную решетку? В расплаве маловато. Какой-нибудь диэлектрический эффект с образованием ферросилицитовых молекул? Нужен дополнительный электрод.