Виль Быков - На суше и на море, 1990 [антология]

Белоснежные ленты пены, вытянувшись в несколько рядов, опутывают мыс. Сверху это обрамление скалистого выступа — словно Распущенные по ветру седые волосы.

Сейчас каждый школьник знает, что южной оконечностью Африки является расположенный к востоку мыс Игольный. Но слава самой южной точки Африки долгое время была за мысом Доброй Надежды. И с открытием именно этого мыса связывали европейцы свои честолюбивые замыслы.

В океане на почтительном расстоянии от скалистого берега виден силуэт длинного, низко сидящего судна. Ван-Дейк достает из машины бинокль.

— Супертанкер, везет арабскую нефть на запад, в обход мыса Доброй Надежды, — поясняет он.

Мы поочередно рассматриваем танкер-гигант, в чреве которого тысячи тонн нефти.

— Я слышал, с одним из таких танкеров здесь случилась авария. Много нефти вылилось в море, — говорит Василий Евграфович.

— Иес, — подтверждает Ван-Дейк. — Тогда погибло много морских птиц. И котики сильно пострадали.

— А это что за процессия? — интересуется Василий Евграфович другим плавучим объектом — большим судном, в кильватере которого следует цепочка маленьких.

— Японская китобойная флотилия, — отвечает Ван-Дейк. — Очевидно, направляется в Антарктику [19] Описываемые события происходили в то время, когда отдельные страны еще продолжали вести китобойный промысел в Антарктике. Сейчас он повсеместно приостановлен. .

— Отличное место для наблюдения, океан — как на ладони! — восторгается Василий Евграфович. — Был бы пенсионером, часами сидел бы и смотрел…

— Вам еще рано думать о пенсии, молодой человек, — обрывает размечтавшегося Василия Евграфовича наш профессор. — Вы еще детей рожаете!

…Уже в сумерках мы подъезжали к борту нашего судна. Сколько впечатлений за один день!

— 300 километров отмотали, — говорю я Василию Евграфовичу, взглянув на спидометр.

— Здорово, — соглашается он. — Только завтра у меня остается последний день для покупки подарка.

Наконец-то нам повезло. Утро великолепное, над Столовой горой ни облачка. Теперь можно спокойно разглядывать эту серую, мрачную махину, у подножия которой раскинулся город. К Столовой примыкают еще две горы — Львиная и Чертов пик. Вид их весьма причудлив, но размеры несравненно меньше, и на фоне Столовой горы они теряются.

И. А. Гончаров иронично заметил, что Столовая гора «похожа и на сундук, и на фортепьяно, и на стену — на что хотите, всего меньше на гору». Сам он туда не поднимался, но записал: «Некоторые из наших ходили: пошли в сапогах, а воротились босыми». Видимо, подъем на гору был не из легких. Теперь от подножия горы на вершину проложена канатная дорога. И в такой ясный, солнечный день она, конечно, работает.

Решено, мы едем на Столовую гору! Никаких сомнений на этот счет ни у меня, ни у нашего профессора нет. И только Василий Евграфович колеблется: мысль о некупленном подарке не дает ему покоя.

Торопливо позавтракав, мы сбегаем по трапу, намереваясь в целях экономии времени добраться до канатной дороги на такси. Но на пирсе нас останавливает радостный черноволосый господин. Он сердечно жмет каждому сходящему с судна руку и вручает визитную карточку, где указан адрес его магазина. Рядом стоит автомобиль. Нас заботливо усадили в машину и, не дав опомниться, повезли в город. Мы с профессором пытались сопротивляться, но Василий Евграфович был доволен.

Большой «форд», не теряя ни минуты, с визгом тормозов на поворотах, мигом доставил нас в центр города, к небольшому магазину, и тут же умчался обратно, очевидно, за новыми покупателями. У входа в магазин нас уже ждали, пути к отступлению были отрезаны.

— Для начала неплохо, добрались до центра за пять минут! — Василий Евграфович улыбнулся.

— Смотри в оба, чтобы не всучили еще одну рыбу с колючками, — пытался я охладить его пыл.

— Нонсенс! Теперь я уже ученый, — заверил Василий Евграфович.

— Надо незаметно смыться! — заговорщицки сказал нам профессор, делая вид, что внимательно рассматривает пляжный костюм на манекене.

Я взглянул на Василия Евграфовича.

— Вы идите, а я уж в другой раз, — потупился тот.

Воспользовавшись тем, что Василий Евграфович отвлек сопровождающего нас продавца вопросом о детских товарах, мы шмыгнули за дверь.

Хотя магазин, куда нас так неожиданно завезли, находился на пути к Столовой горе, до ее подножия оставалось еще немалое расстояние. Такси поблизости не было, и мы пошли вверх по улице. Миновали площадь с большими хвойными деревьями, стволы которых все, как один, наклонились в сторону от Столовой горы. Профессор пояснил, что это следствие того, что с вершины вниз, на город и порт, порой обрушиваются ураганные ветры. Но вообще-то климат здесь, конечно, райский, курортный, как в Средиземноморье.

Шумная часть города осталась позади. Мы шли мимо утопающих в зелени белых вилл, крытых красной черепицей. Вдоль дороги росли пальмы, акации, уже знакомые нам кустарники протеи. Иногда оградой вокруг зданий служили тесно посаженные рядом кактусы и алоэ. Очевидно, это была надежная ограда. На ее достоинство обратил внимание в свое время еще Гончаров: «Не только честный человек, но и вор, даже любовник, не перелезут через такой забор…»

Был сравнительно ранний час, солнце еще не начало припекать, и в воздухе была разлита необыкновенная свежесть. Мы уже поднялись над приморской частью города и, оглядываясь, могли любоваться видом убегающих от нас вниз, к морю, нарядных улиц.

Городской шум остался внизу, под нами, и появились новые звуки. В палисадниках вдоль дороги щебетали птицы, одни совсем крошечные — экзотичной пестрой окраски, другие — точь-в-точь наши воробьи. Две большие оранжевые бабочки, вяло взмахивая крыльями, купались в прохладном воздухе. Я внимательно всматривался в окружающее, надеясь увидеть упомянутую Жаком синюю шугу-берд, но она, очевидно, предпочитала находиться там, где ей и было положено, — в зарослях сахарного тростника. Любопытство мое было, однако, отчасти вознаграждено. На лужайке перед богатой двухэтажной виллой сквозь зелень ограды я увидел большое и красивое существо.

Профессор почти насильно оттащил меня от ограды, уверяя, что здесь, в Южной Африке, страусы не такая уж редкость, их даже специально разводят на фермах.

— А если уж говорить о редкостях, — сказал он, — то видели ли вы в местном музее рыбу латимерию, недавно выловленную вблизи этих берегов? Вот это действительно уникум. Она считалась давным-давно вымершей, и находка ее для ученых была такой же неожиданностью, как, скажем, встреча сейчас с мамонтом!