Владислав Покровский - Курьер. Книга вторая

— Спасибо, — буркнул я — вежливость в который раз уже напомнила о себе — схватил Шелу за руку и мы быстро побежали по тропинке, угадывая её почти невидимые повороты не глазами, скорее ногами, судя по тому, с какой скоростью уносили они нас от спешащей по наши души погони.

Я оглянулся на бегу, стволы… тьфу, чтоб им у Безымянного поджариться, стебли смыкались позади нас, создавая вид сплошной стены, через которую и протиснуться было бы трудно, не то что бегом бежать. Шела, которая успела меня опередить, вдруг вскрикнула, её рука рванула мою вверх, и я, не раздумывая особо и зная прекрасно, что означает тот жест, на бегу, не снижая скорости, мощно оттолкнулся, прыгая вверх и вперёд и переворачиваясь через голову. Краем глаза я успел отметить под собой завалившийся стебель величиной в полтора моих роста, через который я перепрыгнул, приземлился на ноги, спружинил мягко и помчался дальше, чувствуя, как скользят мне в ладонь нежные пальчики Шелы.

Постепенно бег увлёк меня. Возможно, этому способствовала весьма оригинальная пересечённая местность, по которой мы с Шелой неслись как два сайгака, возможно — удивительно нежная и сильная одновременно хватка моей подруги, которая так и не пожелала отпустить моей руки. Мимо нас проносились и исчезали позади стебли травы, земля мягко пружинила под ногами, лёгкий пух и острые как стрелы колоски иногда сыпались сверху то впереди, то сбоку от нас, когда кто-либо — я или Шела — случайно задевал травинку, и тогда мир перед нами покрывался пеленой, заполнялся густым дурманом, а с неба убийственным дождём сыпались золотые или зеленые молнии. Тропинка едва угадывалась под ногами, но даже малозаметных её признаков нам вполне хватало, и мы мчались вдаль, ни на йоту не снижая скорости бега, и от души надеялись, что путешествие это среди столь своеобразного "леса" не окажется как в той истории бесконечным и куда-нибудь нас приведёт, иначе… Я предпочитал не думать о том, что могла бы возникнуть, наступи это самое "иначе".

Конец этому молчаливому бегу наступил весьма неожиданно. Впереди меж стволами травы замаячил вдруг свет, возникли какие-то просветы, мы с Шелой посмотрели друг на друга, улыбнулись одновременно и рванули ещё быстрее. Вот они уже ближе. Вот они совсем рядом! И…

"Ох, куда ты, тропинка, меня завела!" — мелькнуло в мыслях, когда частокол стеблей наконец расступился перед нами, и мы оказались на огромнейшем отвесно обрывающемся холме, под нами было бог знает сколько метров свободного падения, а активаторы как назло отказывались работать, и сила инерции упорно толкала нас в спины.

— Хватайся за стебли и прыгай по ним! — гаркнул я во весь голос, одним могучим рывком швыряя Шелу вперёд, как раз на простирающиеся под нами верхушки стеблей травы.

Однако, не удержавшись на склоне и потеряв равновесие от толчка, я сам начал падать.

Это для обычного человека здесь был маленький такой холмик, густо усеянный травой и заканчивающийся небольшим овражком, который можно было легко перепрыгнуть, а для нас, для нашего преизрядно уменьшившегося роста здесь было ещё падать и падать, а в конце падения как главный приз за достигнутые результаты светил либо перелом позвоночника, либо одновременный перелом рук и ног, что весьма меня удручало. Вдобавок активатор опять же… На мой мысленный приказ сформировать темпоральную линзу он ответил лишь лёгкой пощекотавшей кожу рук вибрацией. Великолепно, блин!

Отчаянно извернувшись в воздухе, я каким-то чудом сумел отклониться в сторону и с хрустом вломился в извивающиеся верхушки травы, меня стегнуло по лицу чем-то упругим, я ощутил на губах солёное и от удара чуть не потерял сознание. Подо мной прогнулись лианоподобные побеги, я сорвался и полетел вниз, скользя ладонями по стеблям, обдирая руки в кровь. Собрав всю свою волю в кулак, я перевернулся, упёрся ногой в колено одного из стеблей, замедлив на мгновение падение, собрался с силами и прыгнул вбок на следующий стебель. Его острые чешуйки резанули меня даже сквозь рукава куртки, руки моментально стали влажными от крови, я тихо зарычал от боли и скользнул по нему вниз, страшным усилием воли заставляя себя держаться и не срываться — с той высоты, на какой я находился, это было бы по меньшей мере глупо.

Приземлившись, я постоял так секунду, обнимая стебель и всё ещё не веря, что мне это удалось, наконец отцепился от него и, шатаясь, стал дрожащими пальцами пережимать артерии, останавливая сочащуюся кровь.

— Хвала звёздам! — раздалось взволнованное сбоку от меня, сильные руки обняли меня, крепко стиснув плечи, упругое сильное тело прижалось ко мне и горячие губы нежно расцеловали меня в шею, обдав горячим дыхание. — Я так за тебя испугалась!

Я кивнул, не сказав ни слова, — говорить мне было бы затруднительно: стиснув зубы, я изо всех сил старался не застонать, лишь тихо шипел от боли, страшным мысленным усилием стараясь заживить порезы, которые оказались куда глубже, чем я думал, на ладонях в некоторых местах мясо попросту отслаивалось от костей!

— Что с тобой?! — встревожилась Шела, заглянув мне в глаза, затем её взгляд мимолётно коснулся моих ладоней, судорожно сжатых, она увидела капающую кровь и, разжав объятия, торопливо вцепилась в мои руки.

— Показывай! — скомандовала она.

Я помотал головой, и тогда она, не желая тратить время на дурацкие бесполезные споры, попросту вонзила мне пальцы в нервные узлы на запястьях. Я взвизгнул невольно от пронзившей всего меня резкой боли и разжал кулаки.

— Великий Космос! — выдохнула Шела и принялась яростно срывать с себя куртку.

Сняв куртку, она, не глядя, швырнула её на один из переломанных стеблей, валявшийся неподалёку, затем быстро начала стаскивать с себя футболку, под которой из белья более ничего не оказалось. Боль моментально отступила, вытесненная одной-единственной могучей мыслью, когда я уставился на то, что вот уже несколько дней не видел и к чему не прикасался. Непроизвольно я громко причмокнул, сам устыдившись этого звука, однако природа упорно требовала своего.

— Тоже мне больной, — фыркнула Шела, проследив за моим взглядом, и, зардевшись, с треском разорвала футболку. — На такие жертвы ради тебя иду, футболку вон за семьсот кредитов на бинты рву, а ты только на сиськи и пялишься.

— Это у коровы сиськи, — хриплым голосом возразил я. — А у тебя самая шикарная на свете грудь!

— Подхалимаж в данной ситуации неуместен, — отрезала она сердито, однако я отчётливо видел, как покраснели кончики её ушей и щёчки. — Вдобавок чего ты там не видел? Лучше иди сюда, буду тебе руки бинтовать.

— А потрогать нельзя? — ляпнул я, подходя к ней, и тут же получил здоровенный щелбан, от которого у меня в голове аж загудело и зазвенело как в колоколе.