Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Требуя этого, Нейл тем самым признавал, что сохраняется возможность возникновения рефлекторной ассоциации между темнотой и сном:

— Этого нельзя исключать. У большинства организмов, кроме простейших, такие ассоциации настолько сильны, что становятся рефлексом. Млекопитающие с их высокоорганизованной нервной системой приобретают в ходе существования зависимость от смены дня и ночи. Эта зависимость индивидуальна для каждого существа из-за различной способности запоминать и систематизировать информацию. Но поместите их во тьму, лишите кору головного мозга потока визуальных данных — и они будут парализованы. Сон — защитный рефлекс. Он снижает скорость обмена веществ, создает условия для накопления энергии, повышает способность адаптации организма к изменяющимся условиям жизни.

На лестничной площадке в центре пролета находилось большое, закрытое шторой окно, выходящее в парк, окружающий клинику. Проходя мимо этого окна, Горелл замедлил шаг, затем приблизился к нему и отстегнул задвижку шторы.

Все еще сдерживая завесу, он посмотрел на Морли, который наблюдал за ним с верхней лестничной площадки.

— Вето, доктор? — спросил он.

Морли по очереди осмотрел каждого из подопытной троицы.

Горелл выглядел спокойно и бесстрастно, очевидно, он просто забавлялся, и ничего больше. Лэнг присел на перила и следил за происходящим с любопытством, которое пытался спрятать за маской безразличия. Один Авери выглядел несколько возбужденно, его подвижное лицо было напряжено и побледнело. В голове Морли запрыгали беспорядочные и не вполне уместные мысли: тень в четыре утра; они будут вынуждены бриться два раза в сутки; почему отсутствует Нейл? Ведь он же знал, что они бросятся к окну при первой возможности.

Увидев, что Лэнг насмешливо ухмыляется, рассматривая его, он пожал плечами, пытаясь не выдать свою растерянность.

— Пожалуйста, сколько хотите. Нейл ведь сказал, что освещение отключено.

Горелл отдернул в сторону штору, и все они прильнули к окну, всматриваясь в ночную тьму. Серебристые в падающем из окна свете газоны тянулись к лесу и терялись из виду. Милях в двух слева вспыхивала и звала к себе неоновая реклама.

Ни Горелл, ни Лэнг не ощутили волнения, и уже через короткое время их интерес к окну начал исчезать. Авери почувствовал, как сжалось сердце, но сумел побороть тревогу. Он окинул взглядом темноту — небо было ясным, без единого облачка, и среди мириадов звезд хорошо был виден призрачный Млечный Путь. Он молча глядел на него, пока ночной ветер осушал выступивший на его лице и шее пот.

Морли тоже подошел к окну и присел на подоконник рядом с Авери. Краешком глаза следил за любым проявлением моторного тремора — нервный тик века, учащение дыхания или какое-нибудь другое проявление рефлекса. Он вспомнил слова Нейла о том, что человеческий сон — почти всегда бессознательный акт, вызываемый рефлексом, который, в свою очередь, обусловлен привычкой. Однако, после того как они отсекли нервные узлы гипоталамуса, регулирующие поступление информации, сонливость вообще не должна проявляться. Тем не менее, это еще не доказывает, что рефлекс не проявит себя каким-либо другим способом. Но рано или поздно они все равно должны рискнуть разрешить им посмотреть на «темную сторону жизни».

Морли все еще думал об этом, когда кто-то тронул его за плечо.

— Доктор, — услышал он голос Лэнга. — Доктор Морли.

Встрепенувшись, он взял себя в руки. У окна кроме него никого не было. Горелл и Авери ждали уже в центре следующего пролета.

— Что-то произошло? — резко спросил Морли.

— Нет-нет, — успокоил его Лэнг. — Мы возвращаемся в зал. — Он внимательно смотрел на Морли: — С вами все в порядке, доктор?

Морли потеребил щеку.

— Господи, видно, я заснул. — Он взглянул на часы — было четыре утра. Они пробыли у окна минут пятнадцать.

Он помнил только, как сел на подоконник. — Я беспокоился только о вас.

Это развеселило всех, особенно Горелла.

— Доктор, — протянул он, — Если вы позволите, я отведу вас к хорошему психоневрологу.

Через пять часов они почувствовали, как их мышцы начали немного уставать. Начались обильные выделения — наверное, продукты распада постепенно засоряли их организм. Ладони начали неметь и увлажнились, подошвы ног ощущались подушечками из губки. Эти ощущения сопровождались смутной тревогой, хотя сознание не было утомлено и. сохраняло полную ясность.

Онемение продолжало расширяться. Авери отметил, как оно охватило кожу на скуле, переползло на виски, что вызвало слабый приступ мигрени. Он настойчиво листал страницы, но руки его стали мягкими и чужими, словно вылепленными из глины.

Наконец, появился Нейл, и все оживились. Доктор выглядел посвежевшим и элегантным, он словно порхал по воздуху.

— Как поживает ночная смена? — бросал он отрывочно, переходя от одного подопечного к другому, каждый раз улыбаясь собеседнику и внимательно его рассматривая.

— У вас все нормально?

— Грех жаловаться, — ответил за всех Горелл. — Если не считать приступа бессонницы.

Нейл расхохотался и потрепал его по плечу, затем прошел в лабораторию.

В девять утра, побрившись и сменив одежду, они встретились в аудитории. К ним вновь вернулись и бодрость и энергия. Периферийное оцепенение и слабая апатия исчезли сразу, как только подключили капельницы. Нейл успокоил их, объяснив, что за неделю их организмы вполне адаптируются и смогут справляться самостоятельно с побочными явлениями.

Все утро и большую часть дня они трудились над рядом тестов для определения коэффициентов умственного развития, ассоциативных и моторных связей. Нейл не давал им ни минуты отдыха, перекраивая разнообразные словесные цепочки и манипулируя сложными цифровыми и геометрическими последовательностями.

Он выглядел чрезвычайно довольным результатами тестирования.

— Чем интенсивнее поступает информация, тем глубже следы памяти, — сказал он Морли, когда в пять вечера трое испытуемых были отправлены на отдых. Он обвел рукой карточки тестирования, лежащие перед ним на столе. — А вы тревожились о подсознательном. Посмотрите-ка результаты Лэнга. Уверяю вас, Джон, через некоторое время он вспомнит даже о своем пребывании в материнском чреве.

Морли кивнул — его давние тревоги и сомнения постепенно отступали.

В течение следующих двух недель он и Нейл, сменяя друг друга, постоянно находились со своими подопечными, потея вместе с ними под потоками света, посылаемыми светильниками, оценивая их адаптацию к дополнительным восьми часам бодрствования, тщательно фиксируя симптомы любой «аномалии». Нейл вел их через длинные часы бессонных ночей, загружая тестами, от одной программы к другой — его мощное эго как будто заряжало энтузиазмом всех членов бригады.