Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

Однако Морли с тревогой отмечал все возрастающую эмоциональность взаимоотношений Нейла с его подчиненными. Он опасался, что в их сознании Нейл может слиться с самим экспериментом. (Нажми звонок — и у подопытного животного начинает выделяться слюна. Но если после выработки рефлекса ты перестанешь звонить, то оно на время вообще перестанет есть без звонка. Такого рода эффект не принесет видимого вреда собаке, но может губительно подействовать на сверхчувствительную психику человека.)

По-видимому, Нейл и сам понимал это. К концу первых двух недель, подцепив сильную простуду после утомительного ночного дежурства, он решил отлежаться в постели и пригласил Морли к себе в приемную.

— Переходный процесс проходит слишком гладко. Давайте-ка усложним его.

— Я готов, — ответил Морли. — Но как?

— Скажите им, что меня не будет двое суток, что я переутомился, — сказал Нейл. Он собрал со стола кучу докладов, диаграмм, карточек тестирования и сунул их в кейс. — Я будто бы наглотался успокоительных, чтобы лучше отдохнуть. Я стал тенью, взят в плен синдромами усталости, перегруженные клетки моего организма вопиют о помощи. Накормите их этим.

— Не чересчур ли резко? — спросил Морли. — Они проклянут вас за это.

В ответ Нейл только улыбнулся и удалился с бумагами в кабинет, расположенный рядом со спальней.

Ночное дежурство Морли в спортивном зале должно было продолжаться с десяти вечера до шести утра. Как всегда сперва он проверил готовность оборудования и санитаров, потом ознакомился с записями в журнале, сделанными одним из старших интернов, дежурившим перед ним, и только затем подошел к испытуемым. Он присел на тахте рядом с Лэнгом и стал небрежно листать журнал, исподтишка внимательно изучая своих подопечных. В ярком свете ламп на их осунувшихся лицах был заметен какой-то нездоровый, синюшный оттенок. Старший интерн говорил ему, что Авери и Горелл, возможно, слишком много играют в настольный теннис, но те к одиннадцати часам сами прекратили поединок и уселись в кресла. Они читали как-то рассеянно и дважды ходили в буфет, оба раза под конвоем одного из санитаров. Морли сказал им о двухдневном отгуле Нейла, и его удивило то, что никто не отозвался на это известие ни словом.

Медленно приближалась ночь. Авери читал, сгорбившись в кресле. Горелл анализировал какую-то шахматную позицию. Морли дремал.

Лэнг же не находил себе места. Тишина и полная неподвижность в зале гнетуще действовали на него. Он вновь прослушал свой любимый «Бранденбургский концерт», отмечая смену музыкальных тем, потом протестировал себя на слова-ассоциации, листая тест и применяя ключевые слова в верхнем правом углу страниц для контроля.

Морли нагнулся к нему:

— Что с тобой?

— Да так, есть интересные мысли, — Лэнг потянулся к блокноту и черкнул пару слов. — Я поговорю об этом с Нейлом утром или когда он проснется. — Он задумчиво посмотрел на яркие светильники; — Я просто думаю. Как вы полагаете, какой следующий шаг сделает человечество?

— Шаг куда? — спросил Морли.

Лэнг широко повел рукой.

— Я подразумеваю — по ступенькам эволюции. Триста миллионов лет назад мы научились дышать атмосферным воздухом и вышли из моря. Теперь мы сделали второй — перестали спать. Что последует за этим?

Морли покачал головой:

— Это не совсем так. Во всяком случае, если уж быть точным, мы до сих пор так и не вышли из первобытного моря. Мы получили и носим в себе точную его копию в виде системы кровообращения. Все, чего мы добились, — это поместили в свое тело часть необходимой нам окружающей среды и считаем, что убежали из нее.

Лэнг кивнул.

— Я не об этом. Скажите, вы никогда не думали о том, насколько органично наша психика включает в себя сознание неизбежности смерти?

Морли улыбнулся.

— Время от времени, — сказал он, пытаясь представить дальнейший ход мыслей Лэнга.

— Как непросто все это, — продолжал тот размышлять. — Основа наслаждения — боль, вся сексуальная система выживания вида — неявное принуждение, наше суперэго одержимо завтрашним днем, и при этом психика не заглядывает дальше собственного надгробного памятника. Почему возникает этот барьер? — Он повел указательным пальцем. — Да потому, что психика получает убедительное напоминание о своей неотвратимой судьбе косвенно.

— Вы подразумеваете черную дыру? — спросил Морли с вымученной улыбкой. — Сон?

— В самую точку. Ведь сон — это псевдосмерть. Конечно, человек не думает об этом, но все равно это ужасно.

Он нахмурился:

— Я думаю, что даже сам Нейл не отдает себе отчета в этом; кроме того, что сон — отдых, он еще серьезно травмирует человека.

«Вот те на, — удивился Морли. — Великий создатель психоанализа, услышав это, перевернулся бы в гробу».

Он попробовал прикинуть, что же хуже — пациент, хорошо знающий психиатрию или совсем не разбирающийся в ней.

— Устраните сон, — продолжал Лэнг, — и вы вместе с ним ликвидируете все фобии и ненужные механизмы, связанные с ним. После этого, наконец, психика получит шанс сконцентрироваться на чем-то более важном для человека.

— На чем конкретно? — спросил Морли.

— Может быть, на самом себе?

— Любопытно, — отозвался Морли.

Было три десять утра. Он решил, что следующий день посвятит анализу последних материалов тестирования Лэнга.

Он перевел разговор на различные пустяки, а затем поднялся и вышел в канцелярию.

Лэнг положил одну руку на край тахты и стал следить за дверью в комнату санитаров.

— Куда делся Морли? — спросил он, — Кто-нибудь из вас вообще видел его где-нибудь?

Авери опустил журнал:

— Разве он не в комнате санитаров?

— Он вышел минут десять назад, — ответил Лэнг, — и с тех пор не появлялся. А ведь кто-то должен дежурить при нас постоянно. Где же он?

Горелл, продолжавший анализ, оторвал взгляд от шахматной доски:

— Время позднее, возможно, отрубился за нашими тестами. Надо бы разбудить его, а то Нейл узнает и разозлится.

Лэнг рассмеялся и принял на тахте удобную позу. Горелл протянул руку к тумбочке, вытащил пластинку и поставил ее на диск.

Когда проигрыватель зашипел, Лэнг ощутил, какая тишина царила в зале. В клинике всегда было тихо, но даже по ночам, когда большая часть персонала отсутствовала, волны различных звуков — поскрипывания кресел в комнате санитаров, гудение генератора в операционной — проникали в спортзал, подтверждая, что жизнь не остановилась.

Но сейчас воздух будто сгустился и застыл. Лэнг внимательно прислушался. Здание, лишенное всяких звуков, точно вымерло. Он поднялся и прошел в комнату санитаров. Он хорошо знал, что Нейл не одобряет болтовню с обслуживающим персоналом, но отсутствие Морли его удивляло и тревожило.