Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Ловко придумано, — сказал я.

Жорж кивнул.

— Я того же мнения. Он не почувствовал ловушки и сразу же стал горячо защищать картину, тогда как любой завсегдатай аукционов, напротив, выискивает дефекты — какие-нибудь пятна, повреждения на оборотной стороне холста и прочее. Он обещал быть на аукционе сегодня и на всякий случай оставил свой адрес.

Жорж достал из кармана визитку и прочел: «Граф Энрике Данилович. Вилла д'Эст, Кадак, Коста Браво». По диагонали было написано: «Отель «Риц». Париж».

— Кадак, — повторил я. — Рядом, в Порт-Лигате, живет Дали. Новое совпадение. Совпадение ли? Вспомните, какой заказ выполняет этот мастер для нового собора святого Иосифа в Сан-Диего. Одну из самых больших своих работ — «Распятие», и наш друг снова тут как тут.

Жорж достал из среднего ящика стола блокнот в кожаном переплете.

— Послушайте. Я заинтересовался вопросом о том, кто же служил моделями для Агасфера. Обычно это были разорившиеся аристократы или зажиточные торговцы. Кто позировал Леонардо уже не установить. Он жил открыто, любой нищий или бродяга мог войти в его мастерскую и позировать. Но остальные были горазды взыскательнее. Гольбейн рисовал своего Агасфера с сэра Генри Даниэльса, крупного банкира и друга Генриха Восьмого. Веронезе — с члена Совета десяти, будущего дожа Энрико Даниэли. Рубенс — с барона Генриха Нильсона, датского посла в Амстердаме, Гойя — с некоего Энрико да Нелиа, финансиста и покровителя Прадо. А Пуссен — со знаменитого мецената, герцога Анри де Ниля.

Жорж захлопнул блокнот. Я сказал:

— Данилович, Даниэльс, Даниэли, да Нелла, де Ниль и Нильсон. А в целом Агасфер. Знаете, Жорж, я боюсь утверждать, но думаю, что пропавший Леонардо возвращается к нам.

Вообразите себе наше разочарование, когда добыча к назначенному сроку в ловушку не попалась. Снятие картины Ван Гога со вчерашних торгов переместило ее в самый конец сегодняшнего списка — после четырех десятков полотен XIX века.

Пока объявлялись цены на Кандинского и Леже, я, сидя на сцене позади Жоржа, поглядывал в зал. На международном форуме знатоков из Штатов, британских газетных волков, французских и итальянских аристократов появление такой уникальной личности, какую описал Жорж, не вызвало бы сенсации. И все же, когда аукцион уже завершался и вспышки фотокамер вконец надоели, я усомнился в том, что он появится. В переднем ряду для него было забронировано кресло, и я с нетерпением ожидал появления этого вечного странника, как только объявят продажу Ван Гога. Но сомнения, высказанные Жоржем, очевидно, охладили Агасфера, и, когда торги завершились, мы остались на сцене одни в обществе Ван Гога.

— Очевидно, он что-то заподозрил, — тихо сказал Жорж, когда служащие доложили, что графа Даниловича нет ни в одном из помещений. Через несколько минут, позвонив в «Риц», мы узнали, что он оставил номер и выехал из Парижа на юг.

— Конечно, он знает, как избежать ловушки. Что же делать? — спросил я.

— Вилла д'Эст.

— Жорж, вы с ума сошли?

— Совсем нет. Шанс мизерный, но больше ничего не остается. Инспектор Карно найдет какой-нибудь предлог. Я почему-то убежден, что картина Леонардо находится на его вилле.

Мы пересекали Барселону, за нами ехали инспектор Карно и суперинтендант Юргенс из Интерпола, чья должность должна была облегчить нашу задачу. Через три часа машины свернули в сторону Кадака… Громадные утесы, похожие на уснувших динозавров, и блеск спокойного моря заставляли вспомнить побережья на картинах Дали и вызывали ощущение ненормальности происходящего.

Вилла д'Эст стояла на мысе, поднявшемся на тысячу футов над городом. Ее высокие стены и мавританские окна в решетках блестели на солнце белизной кварца. Огромные черные двери были заперты, на звонки никто не отвечал. Юргенсу пришлось объясняться с местной полицией, которая, с одной стороны, не хотела конфликтов с влиятельным лицом — граф Данилович организовал несколько школ для местных подающих надежды живописцев, — а с другой, была не прочь участвовать в обнаружении пропавшего Леонардо,

Не в силах сидеть сложа руки, мы с Жоржем наняли машину и отправились в Норт-Лигат, где рассчитывали увидеться с Дали. Инспектору мы пообещали, что вернемся через пару часов, когда в Барселоне приземлится самолет из Парижа, на котором, как мы надеялись, летел граф Данилович.

— Вообще-то я полагаю, что он пользуется совсем несовременными транспортными средствами, — мягко заметил Жорж.

Мы еще не придумали, как будем оправдывать свое вторжение в частые владения знаменитого испанского художника, хотя надеялись, что перспектива устройства персональной выставки одновременно в Лондоне и в Париже заинтересовала бы его. Мы уже повернули на последнюю дорогу к белому особняку, когда увидели, что навстречу мчится большой лимузин.

На узком участке пути машины сблизились, как два ревущих монстра, окутанные клубами пыли.

Вдруг Жорж, схватив меня за руку, показал на окно:

— Чарли! Вот он!

Опустив стекло, я успел заметить в затененной кабине машины человека в черном костюме. Он сидел на заднем сиденье и смотрел на нас. Белоснежные манжеты и золотая заколка галстука тускло блестели в темном салоне, руки в перчатках скрестились на трости с набалдашником из слоновой кости. Черты лица были точной копией тех, которые я видел на многих полотнах. Мрачные глаза горели огнем, черные брови нависали, как крылья, острая бородка, как копье, рассекала воздух.

Он был элегантен, и весь его облик источал огромную тревожную энергию, казалось, рвущуюся наружу. На секунду я поймал его взгляд. Он смотрел как из далекого прошлого, и в глазах читалось безнадежное раскаяние и тоска, будто у пожизненно осужденного.

— Чарли! — воскликнул Жорж. — Остановите, задержите его!

Но наши машины уже разъезжались, и я закричал через дым, стлавшийся от них:

— Агасфер! Агасфер!

Он содрогнулся и даже приподнялся над сиденьем. Но облако пыли уже закрыло лимузин. Было безветренно, и пыль вокруг нас долго не оседала. Когда она улеглась и мы смогли развернуться, лимузина уже не было видно.

На вилле д'Эст мы нашли «Распятие» Леонардо да Винчи; в большой позолоченной раме оно висело на стене в столовой.

Всех поразило, что дом был абсолютно пуст. Слуг уволили рано утром, они показали, что в это время роскошная меблировка была на месте.

— Конечно, — заметил Жорж де Стаэль, — у владельца есть свои грузовые фургоны.

Картина была в полной сохранности, но опытный взгляд сразу отмечал, что чья-то мастерская рука потрудилась над одним из ее фрагментов. Лицо мужчины в черном снова смотрело на крест, и его тоскливый взгляд опять выражал надежду на искупление. Краски уже подсохли, но толстый слой лака еще не застыл.