В Глухов - На суше и на море

Ржавые пушки вросли в землю, на площади меланхолично мычит корова. Мощные стены поднимаются на внушительную высоту, лезть наверх нам почему-то сразу расхотелось. Вид на излучину Вислы далеко внизу описывать не берусь.

Лодочник честно ждал нас, покуривая огромную трубку. Мы быстро переправились, и тут разверзлись хляби небесные; когда дверцы машины, наконец, захлопнулись за нами, сухую нитку на нас отыскать было уже довольно трудно.

Блестел мокрый асфальт, в свете фар листья желтыми бабочками опускались на дорогу…

Я вовсе не собирался ехать в Ченстохов. Уговорил меня Сташек — сосед по общежитию; он ехал к родным на каникулы. Ночлег обеспечен, и все же занятно увидеть католическую Мекку Польши. Кто не слышал или не читал в романах Сенкевича о Матке Боске Ченстоховской?

Ехать пришлось стоя в тамбуре буквально на одной ноге — все разъезжались по домам на праздники. Несмотря на усталость, немедленно отправляемся в город. Ченстохов необычайно широко раскинулся по пологим холмам. Улочки, обсаженные каштанами, тянутся километрами. Быстро темнело, идем полчаса, час, полтора: то типичные провинциальные улочки, то недавно построенные жилые кварталы. Одна улочка воплотила кусочек города из «Двенадцати стульев» — судя по вывескам, на ней размещаются только похоронные бюро и парикмахерские. За очередным поворотом неожиданное и удивительное зрелище — многочисленные витражи большого собора просвечивают изнутри. Эффект замечательный: на темном безлунном небе вырисовываются еще более темные массы костелов, а огромные окна переливаются мягким многоцветным светом, как стекла калейдоскопа.

Выходим на ченстоховский «Бродвей», он же проспект Пресвятой Девы Марии. Широкий бульвар кончается где-то в полумраке, очень далеко. Там, за несколько километров, видны два огня: один теплый, красноватый — невысоко, другой висит неподвижно в воздухе, как большая синяя звезда. Через полчаса подходим ближе, продираясь через густую толпу фланеров. Нужно сказать, что строители Ясной Гуры — самого знаменитого монастыря в Польше — потрудились не зря. Если на неверующих этот ансамбль производит сильное впечатление, то что же говорить о толпах паломников, стекающихся сюда со всех концов страны. Не удивительно, что в их и без того темных головах появляются всяческие видения.

Бульвар кончается у широкой лестницы, над которой стоит маленькая часовня с огромной лампадой. Ветер бросает огонь из стороны в сторону, оранжевые отблески падают на скромную икону. Впереди высокие стены монастыря, слабые контуры стройной колокольни в густом тумане, над колокольней — немигающая синяя звезда. Светильник устроен очень занятно: большая лампа, очевидно дуговая, окружена фестонами из вороненой стали — отсюда и эффект звезды. Все здесь рассчитано на то, чтобы вселить в человека религиозный экстаз, и надо сказать, что это удается.

Метров триста перед лестницей бульвар усыпан мелкими острыми камнями, по которым и в ботинках идти неудобно, — босые паломники, по праздникам стекающиеся к монастырю тесной процессией, оставляют на них кровавые следы. Отсюда, с холма, видны на другом конце города очертания доменных печей. Там день и ночь люди работают у современных машин, там новые дома, кафе, кинотеатры, а здесь — семнадцатый век.

Удивительно, как легко фанатизм уживается с корыстолюбием. Паломники с Поморья и Мазур, Шленска и Любельской земли становятся здесь жертвами откровенной спекуляции. Некоторые жители ближайших кварталов перед каждым церковным праздником довольно потирают руки. За все берут втридорога: за охапку сена на ночь, за глоток воды. Десятки торговцев и торговок всяким религиозным хламом успешно воюют с монополией церкви, буквально силой нацепляя всем и каждому иконки, ладанки, распятия Мэйд ин Ченстохова. Паломник отправляется домой голодный, измученный, без гроша в кармане, но, к сожалению, со счастливым блеском в глазах — он был в Ясногурском монастыре.

Продуманно извилистый путь рядом арок ведет в глубь монастырской территории, к кафедральному собору. По сторонам клетки-исповедальни, все по системе: отдельно для мужчин, женщин, детей. В соборе огромная разномастная толпа, золото украшений, белые облачения ксендзов у алтаря просятся на пленку, но фотографировать не рискуем: мы тут — явно инородное тело, и несколько пар глаз внимательно следят за нами. Множество приделов, капелл, залов — все заполнено людьми, молодыми и старыми, по-разному одетыми, но у всех есть одна общая черта — чуть лихорадочный блеск глаз. Забираемся на хоры перед алтарем Девы Марии. За кованой решеткой, перед черным иконостасом, в центре которого умещена «чудотворная» икона, стоит открытый гроб с отвратительно натуралистической фигурой Христа. По обе стороны застыли стражники с алебардами, похожие на пожарных. Перед решеткой месиво распростертых на полу людей. На бело-серой шахматной клетке пола там и сям вкраплены в толпу фигуры монашек. Сверху видны только платки на головах и огромные воротники, кажется нейлоновые (прогресс, как-никак). Все это выглядит как фантастический орнамент. Посреди зала, прямо под нами, на лавке, покрытой вишневым бархатом, — бронзовое распятие, заметно стертое тысячами губ, которые к нему прикасались. Порывистые движения кающихся, их бледные лица контрастируют с плавными жестами и румяными физиономиями ксендзов. На стенах монахи (не без художественной жилки) скомпоновали орнаменты из тысяч серебряных сердец, пожертвованных паломниками. На алтарной решетке строго симметрично висят костыли «чудесно исцеленных». Душно здесь, тяжко.

Десять минут ходьбы — и совсем другой мир, другой век, другие люди. Уже двадцать лет по пути социализма развивается республика. И все же бороться с религией трудно. Но наступление на невежество уже ведется широким фронтом общими усилиями партии, союзов молодежи, общественных и культурных организаций.

Утро следующего дня началось очень рано. Уже в четыре часа стекла задрожали, как от артиллерийской стрельбы: десятки петард взрывались с оглушительным треском. Грохот с переменной силой продолжался без перерыва, упорные весельчаки явно решили не дать никому спать. Стрельба утихла, когда солнце уже поднялось достаточно высоко. Однако горе неосторожному, решившему выйти из дому, тишина обманчива. Нужно держаться середины дороги, хотя и это не гарантирует полностью от потоков воды, которые в любую минуту могут обрушиться на голову. Второй день пасхи — это Дынгус, непременная купель для каждого. Беспечный человек открывает дверь своей квартиры, поскольку звонок не отличается от обычных… и его с ног до головы окатывают из любого сосуда ближайшие соседи. Человек выходит на улицу, и на его голову льются новые потоки холодной воды. Если он упорствует, продолжая путь вдоль дома, то из каждого окна и с каждого балкона он получит добавочную порцию. Обычай освящен языческой древностью, обижаться не полагается, погода теплая, и холодный душ никому не вредит. Это в городе. В деревне, которая всегда серьезнее относится к традициям, одним ведром не довольствуются, воды в колодцах хватает, иногда в ход идет и пожарный насос, занятый в ближайшей команде.