В Глухов - На суше и на море

Наших сразу взяли в работу.

— Надо немедленно выходить! — сказал начальник штаба Кононович. — Вот ознакомьтесь с ледовой обстановкой, забирайте хлеб, воду, продукты, что там еще? — и снимайтесь к Тыртову.

Он объяснил, что, по данным последней ледовой авиаразведки, у берега остается узкая полоса чистой воды, по которой и нужно пройти, воспользовавшись затишьем. Кроме того, метеорологи предсказывают поворот ветра к норду в ближайшие сутки-двое.

Таковы были рекомендации штаба, и флагман назначил отход на завтра, пока еще не затянуло льдом полоску чистой воды, пока не поднялся северный ветер, пока ждут нас ледоколы.

Я получил назначение — матросом на самоходку «Смоленск», построенную в Красноярске и перегоняемую на Лену. Она пришла с Енисея в Диксон и дождалась нашего каравана. Капитан, механики, мотористы и радист на «Смоленске» экспедиционные. А матросы — из Красноярского речного училища, все молодые, румяные, веселые и работящие. Перегонщики — мои старые знакомые. Второй механик — Женька Бажин — потащил меня к себе в каюту, приспособил какой-то лежак и сказал, что будем жить вместе. А боцман обрядил меня в новый ватник, сапоги и выдал все остальное, «что положено». Женька совсем не такой, каким я помнил его по югу. Там мы виделись чаще всего на берегу, и он бродил там неприкаянно по феодосийским бульварам, не зная, куда себя деть. А здесь Женька все время торчит «в машине», озабочен судьбой «двигунов», форсунок и еще чего-то там. Работяга он, оказывается, каких мало. Двигатели на самоходке мощные, шкодовские, и, вообще, самоходка здоровенная, как раз для такого плавания. И корпус у нее довольно крепкий — это утешительно.

Старпом здесь полный, добродушный южанин Иван Илларионович, а капитан из Ленинграда — Репин, уже немолодой, седовласый, неразговорчивый и вроде бы все время чем-то недовольный. Но Женька говорит, что «мастер ничего».

Сразу выпала работенка: подошли к спасателю «Капитан Афанасьев» и приняли на борт масло, сметану, лук, сухое молоко — какие-то ящики, бочки, коробки. Это для «Ленина». Значит, мы идем на соединение с атомоходом. И значит, наш «Смоленск» подойдет к «Ленину», и мы сможем посмотреть знаменитый атомный ледокол. Мы перемигнулись с Юркой Колмаковым и стали грузить быстрее. Юрка — курсант Красноярского училища и у нас идет тоже матросом. Сам он из какого-то таежного села, где он с родичами до армии «старал» золото. В море Юрка впервые, и ему, конечно, очень хочется посмотреть атомоход.

Когда вышли в Карское море, стало холоднее. Но у нас с Женькой в каюте тепло. После обеда всей палубной командой делали «мокрую приборку». Я работал вдвоем с боцманом. Он поливал из шланга палубу и мостик, а я драил их щеткой. Уж чего-чего, а такой работы на судне хватает.

На второй день плавания стали появляться небольшие льдины. Они были размыты водой и напоминали то лесных зверьков, то лебедей, то рыб. А под вечер льдины стали побольше, и вода под ними зазеленела, как в городском бассейне. Глядя на эти картинные льдины, почему-то вспоминаешь кафе «Мороженое».

Вскоре крупнобитых льдов стало совсем много. У них массивная подводная часть, и они нещадно лупили нас то по правой, то по левой скуле. Суда маневрировали, стараясь по черным разводьям обойти самые крупные льдины. В конце концов разбросанные в беспорядке суда каравана встали среди льдов. Затерло. Подходит на помощь спасатель «Капитан Афанасьев»: штаб проводки срочно послал его нам на выручку. Вместе с «Бравым» они выводят нас на чистую воду. Сколько уж раз стукало нас этими льдинами. Беспокоимся, не погнуло ли насадку. Корпус у нас довольно прочный; вот танкерам тюменским хуже: у них обшивка, как на рефрижераторе, — всего четыре с половиной миллиметра.

В полночь я заступаю на вахту. Называется она очень выразительно — «собачья вахта», с двенадцати до четырех утра. Стоять ее трудно, а утром тоже не дадут выспаться. Предыдущая, которую называют «прощай, молодость!», и то лучше. Стоим мы вахту с Женькой и капитаном.

Около двух часов прошли остров Белуху. Наш молчаливый капитан вдруг разговорился и рассказал, что тут, у Белухи, был потоплен «Сибиряков», мирный ледокол, герой Арктики, совершивший еще тридцать лет назад сквозное плавание всего за шестьдесят пять дней. В Великую Отечественную войну немецкий карманный линкор «Адмирал Шеер» прорвался в Арктику, обогнув с севера Новую Землю, и в Карском море встретился с «Сибиряковым». И тогда сибиряковцы решили задержать линкор, чтобы предупредить наш караван, стоящий у пролива Вилькицкого. Бой был, конечно, неравным, и в конце концов на пылающем ледоколе пришлось открыть кингстоны. Вот где-то здесь, у Белухи, его могила.

А вскоре мы снова вошли во льды. Снова стали петлять по черным разводьям, уклоняясь от льдин, у которых угрожающе зеленела мощная подводная часть. И все же мы задевали льдины боками и даже налезали на них и таскали под форштевнем. Капитан часто бегал на корму посмотреть, не забилась ли в насадку льдина: мог «полететь» винт. Льдины вылезали из-под корпуса судна в ссадинах, в черных и красных пятнах. Капитан отобрал у меня руль и сам стал маневрировать между льдами.

Мы замедляем ход до самого малого, даем задний ход. Скрежет железа, трущегося о льды, удары в скулу… Как там держится корпус?

Льдины стали сиреневыми, на черных разводьях появились багровые отсветы. В облаках встает багровое солнце. По правому борту медленно проплывает остров Ударник. И вдруг впереди между льдинами показалась черная голова. Это нерпа. Очень странно видеть живое существо, спокойно, и словно бы распарившись, плавающее в ледяной воде. Издали кажется, что это девушка с черными распущенными волосами. Нерпа не обратила никакого внимания на неповоротливые скрежещущие железные чудища — белые, черные, красные.

С полудня против острова «Правды» льды снова начали бить по корпусу. Потом с час идем по чистой воде, и опять крупнобитые льды. Снова трут, зажимают, берут в тиски. За полсуток мы прошли миль пятьдесят. И это еще хорошо.

Вот так, говорят, наши перегонные суда и бродят во льдах иногда по полмесяца. А перед этим столько же стоят в порту, ждут «обстановки». Пресная вода подходит к концу, все на свете успевает осточертеть. И бриться неохота, а то и некогда. А льды терзают суда. А потом ледяная вода, цементные ящики, стынущие на морозе помпы.

Все это вспоминаю, стоя с капитаном на вахте. Он опять сам на руле — никому сейчас не доверяет. А мы с Женькой мерзнем в телогрейках: красноярские строители забыли отопление провести в рубку.

Не задул бы только северный ветер, а то начнется сжатие льдов. Что там наши речные коробочки: эти льды морские транспорты давят и даже ледоколы. Потому и следят все время за ветром. Потому и щебечут круглые сутки морзянкой метеостанции, колдует над картами штаб ледовой проводки, кружат над льдами самолеты. И все это для того, чтобы мы могли дерзко идти среди льдов на речных самоходках.