Жозеф Рони-старший - Звездоплаватели (авторский сборник)

— Да, господин. И слушают, и отвечают, — серьезно сказал Курам. Увидев недоуменный взгляд Филиппа, он пояснил: — Вой зверей и карканье воронья говорят им о многом. А свои послания они доверяют земле.

— Но вы же уничтожаете все подозрительные знаки!

— А они придумывают новые, господин, — возразил старик. — Лесные люди хитрее нас!

На лагерь опустилась волшебная ночь. Легкий ветерок, разогнавший дневную жару, слегка морщинил зеркало озерной воды, заставляя трепетать отражения непривычных созвездий и яркое пламя костров. Шумы отдаленного леса не нарушали идиллии, и Филиппу казалось, что весь мир — это необъятное небо с сияющим Южным Крестом, вознесшееся над головой и распростертое под ногами, в слегка колеблемой глади озера. Неожиданно возле него, как воплощение сказки, беззвучно появилась Мьюриэл. Она, словно сотканная из огненных и фиолетовых бликов фея, на миг присела возле Филиппа, даже не примяв — как ему показалось — нежных стебельков травы. Его сердце сдавила сладкая мука от осознания того, что эти удивительные мгновения уже принадлежали прошлому.

В попытке удержать их подольше, Филипп заговорил:

— Эта ночь напомнила мне одну из туренских ночей на берегу Луары, но, пожалуй, скорее по контрасту. Там это нечто домашнее, уютное, а здесь такое ощущение, словно участвуешь в процессе мироздания. Прекрасно и жутко одновременно.

— Я согласна с вами, — отозвалась Мьюриэл, вспоминая первобытный ужас, охвативший ее при встрече с питоном. — И мне кажется, мы еще пожалеем о том, что прошло.

— Безусловно! Ведь здесь пред нами раскрылась новая жизнь! И какая могучая!

— Вам не кажется, что все это напоминает Начало, о котором говорит Библия? — спросила она.

Филипп кивнул. Несколько легкомысленный, как и все французы, он уже не раз замечал некую истовость англосаксов в вопросах веры и не хотел неосторожным словом задеть религиозные чувства девушки. Но, тем не менее, он все же решился на признание:

— Однако нашим светочем в этом мире всегда оставались вы. Только ваша несказанная прелесть заставляла нас оставаться людьми, делала наши убогие палатки человеческим жильем, а первобытные костры — домашним очагом. Вы — символ всего прекрасного и радостного в человеке! Вы вселяете в наши сердца веру и дарите нам счастье заботиться о вас.

Эта пылкая тирада, наполненная комплиментами, приятно ласкала самолюбие девушки, но ее сердце не отозвалось на завуалированный страстный призыв Филиппа: время выбора для нее пока не настало. Поэтому, тщательно подбирая слова, Мьюриэл проговорила:

— Не стоит так преувеличивать. Я, пожалуй, только усложняю всем жизнь. Отец прав. И, увы, чаще всего я не утешение, а обуза.

Филипп открыл было рот, чтобы возразить ей, но девушка не дала ему продолжать.

— Хватит на сегодня пышных фраз! — решительно сказала она. — Лучше взгляните, какая кругом красота. — И она тихо запела:

— Плавно, как лебедь по влаге зеркальной, тихо качаясь, плывет наш челнок. Ах, как на сердце легко и спокойно! Нет и следа в нем минувших тревог!

— Мама очень любила петь эту баркароллу… — задумчиво проговорила она.

Внезапно со стороны лагеря послышался какой-то звук. Молодые люди обернулись и увидели одного из пленников, который в этот миг откинул полог палатки, а затем гигантскими прыжками устремился к берегу и с шумом обрушился в воду.

Но не только они оказались свидетелями побега: следом за гориллой уже спешили сэр Джордж и Курам. Филипп и Мьюриэл присоединились к ним. Остановившись у кромки воды, все стали внимательно осматривать озерную гладь, но нигде не приметили и намека на плывущую фигуру.

— Лодки! — послышался голос Гертона.

Две торопливо собранные лодки спустили на воду, и одетые в накидки люди устремились на поиски беглеца. Однако здесь их постигла неудача: пленник либо успел скрыться, либо утонул.

Тем временем Айронкастль и Курам осматривали палатку, в которую пленных помещали на ночь.

— Взгляните, господин! — сказал Курам, указывая на путы, прежде связывавшие гориллу.

— Да, этот хитрец сумел-таки развязать веревку, — недовольно заметил Айронкастль.

— Нет, господин, он ее не развязывал. Его освободило племя, — заявил старик.

— Сказки! — насмешливо воскликнул Гютри.

— Нет, господин. Именно племя раздобыло жгучую воду, способную перегрызть веревки. — Курам пошевелил ногой кольца бесполезных теперь пут.

— Впервые слышу о такой воде! — с тревогой сказал Гертон.

— Она не горит пламенем, но может сжечь траву, дерево, шерсть или кожу. Если коренастые налили этой воды в углубление какого-нибудь камня, она могла помочь пленному.

Тщательно осмотрев землю внутри палатки, путешественники не обнаружили никаких остатков загадочной воды.

— Все это ерунда! Просто веревка оказалась непрочной, — проворчал Сид.

Но Фаргейм, показав ему обуглившийся конец, сказал, нахмурив брови:

— Курам прав — ее действительно сожгли.

— И здесь нет следов открытого огня, — добавил Айронкастль.

— Тогда почему эти злыдни так медлили с освобождением соплеменников? — вскипел Сид.

Курам покачал головой.

— Эту воду трудно отыскать, господин. Можно потратить недели и даже месяцы, прежде чем обнаружится место, где она выходит на поверхность земли.

— Я никогда не слышал, чтобы в природе встречались кислотные источники, — пожал плечами Фаргейм.

— Напрасно мы не взяли с собой собак, — заметил Филипп.

— На доставку натасканных животных ушло бы много времени, — пояснил Гертон. — А его у нас и так почти не осталось.

— Тогда давайте дрессировать шакалов, — усмехнулся Сид. — Чем не сторожевые псы?

— Я бы, скорее, предпочел павиана, — серьезно ответил на шутку племянника Айронкастль. — Похоже, он скверно относится к хищным гориллам, а к нам уже немного привык.

— Господин прав, — поддержал Гертона Курам. — Бессловесный человек — враг лесных людей.

— А как ты считаешь, Курам, его можно выдрессировать?

— Он захочет помочь человеку, который сделал ему добро, — уверенно ответил Курам, словно душа Сильвиуса была для него открытой книгой.

Гертон, всегда прислушивавшийся к мнению старого следопыта, на следующий же день приступил к дрессировке. Во время переходов павиана теперь вели позади горилл, и Айронкастль старался внушить Сильвиусу, что тот должен не спускать с них глаз. На биваках павиан — вместе с вооруженными неграми — сторожил палатку с пленниками, осваивая новое для себя дело. Постепенно он начал понимать, что требовал от него наставник. Сказался ли здесь природный ум павиана или недюжинные таланты дрессировщика, но спустя несколько дней Сильвиус превратился в весьма бдительного стража. Он не только следил за пленниками в пути и на биваке, но и, обходя с дозорными уснувший лагерь, тщательно принюхивался к незнакомым запахам.