В. Бирюк - Расстрижонка

«Портоса» слуги сбили, вшестером на него залезли, прижали к столу. Из прочих человек пять-шесть — кто плашмя лежит, кто в раскорячку по государевым палатам ползает.

Как же там, в былине, про Илью Муромца? — Махнёт, будет — улочка, отмахнётся — переулочек? Так у Ильи по тексту — булава! А здесь-то просто лавка! В крайне неудобном захвате руками между ног.

Я — в восторге! И — в умилении! Какие могучие люди живут у нас на «Святой Руси»! «Богатыри! Не вы!».

Вот теперь — «да», вот теперь верю! Про Добрыню Никитича. Что смог лыжной купальной шапочкой с песком речным — Змею Горынычу три головы отшибить. Или — девять?

У нас ведь всегда так: вроде и нет ничего в руках, а зашибём насмерть. И своих, и чужих. Типа как ушуйные сенсеи. Или правильно — ушуёвые?

Как-то приутихло малость. Пауза в боевых действиях. В смысле — все выдохлись.

Только мы с Глебом — я его на руки от этой возни подхватил — друг на дружку перемигнулись-улыбнулись, как слышу язвительный голос князя Андрея:

– Что ты резов — я и прежде знал. Дальше-то чего?

Вот же, факеншит уелбантуренный! Государь природный. Эз из. Такому хоть кол на голове теши, а он всё государничает! Или правильнее — государит?

У всех — морды перекошены, волосья — дыбом, кафтаны — вперекосяк, сапоги — всмятку, а этот — будто и не было ничего. Только ноздри глубже видать. Ракурс у них, знаете ли… улучшился. С панорамностью.

Кистей его рук из-за стола не вижу, предполагаю, что он ими чего-нибудь железное жмакает. Не то — меч святомученический, не то — посох сыноубийственный. Но на морде лица — ничего. Кроме лёгкого раздражения от всеобщей бестолковости, безалаберности и, где-то даже, халатности. Но — ещё не преступной.

– Так… Это… У нас же ещё подарки есть! Сща-сща! Сейчас дальше вручать будем. Что положено — откатаем, а там — хай воно горит… Только этого… медведя с дубовым хвостом отстегну. От хвоста. Ой… Оп-па… Парни, никто ключика от наручников не видал? А? Эй, отроки, вы такого ключика маленького плоского не находили? Может, выронили, пока сюда по дворцу шли? Или во дворе? На крыльце? А у коновязи смотрели? Беда, княже, расстегнуть-то и нечем.

Андрей мне просто не поверил.

Зря. Нет, мне, конечно, лестно, что Суздальский князь — сам Боголюбский! — абсолютно уверен в моей организованности, предусмотрительности и перфекционизме. Что я ничего забыть, упустить, потерять — не могу физически по определению. Но…

«И на старуху — бывает проруха» — русская народная мудрость.

Мне, однако, больше нравится чуть другая формулировка:

«И на Машку бывает промашка».

Поскольку была у меня одна знакомая… Вот именно с таким прозвищем. У которой случались «промашки». Которые доставляли нам «краткие мгновения взаимного удовольствия». Ну, вы поняли.

Тут промашка — чисто моя собственная. Удовольствия — не доставляет. Я, и правда, так закрутился за последние дни, что не помню — брал от наручников ключик, или нет. Вроде — был. Может, и выронил где по дороге. В этом бардаке — в усадьбе Лазаря — не только ключ — голову потерять можно. Кстати — вчера так чуть и не случилось.

Непринципиально: в усадьбе ещё есть. Я ж рассказывал: у меня всё хорошее делают сериями. По два, по четыре, по шесть, по восемь… А ключи на серию — одинаковые. С учетом, конечно, той степени отсутствия стандартов одинаковости, которая свойственна средневековью вообще и «Святой Руси»… Так. Про это я уже много…

Тут до «райской птицы с дубовым хвостом» дошло, что «хвост» — это надолго. Как бы не навсегда.

Честно скажу: я не знаю, почему никто не сообразил, что ножки у лавки можно сбить, а саму доску просто продёрнуть между скованных рук. Понятно, что «Портос» так бы и остался с руками в паховой области. В полусогнутом состоянии, как тот либераст после общения с английским «бобби». Что, безусловно, немедленно вызвало бы в городе массу домыслов и слухов. По теме: а что это он там ручонками своими шаловливыми…?

Но было бы уже легче.

Тут «хвостатый медведь», отдыхавший в руках шести дюжих стольников мордой в квашенной капусте, взволновался. И встал. Не с колен, как вся наша Родина, а чисто со стола. Но остальные — сразу легли. Под стол. И он пошёл на нас в атаку. В смысле: поискать свой отпиральный ключик. Крутя своим деревянным хвостом, как Ту-95 Bear пропеллером на взлёте.

Вспомнил! Я вспомнил, что мне срочно нужно сделать во Всеволжске! К следующей зиме обязательно надо построить аэросани! Реки у нас — широкие, лёд — ровный. Обязательно! Вот с таким пропеллером в хвостовой части!

К этому моменту Сухан поставил на пол ящик с ещё не вручёнными подарками, подошёл к «медведю» — хотя скорее наоборот. В смысле кто к кому подошёл. И сделал антрекот. Ой, виноват! — Аперкот! Как Ноготок в бытность нашу в Пердуновке — учил и показывал неоднократно.

Матерный рёв «райской птицы», близкий по мощности к звучанию четырёх, парных, четырёхлопасных, соосных, противонаправленных, с переменным шагом, фиксируемому акустиками подводных лодок в погружённом положении… резко оборвался лязгом челюстей. И продолжился грохотом сносимой в полёте мебели. Заключительный аккорд состоял в знакомом уже деревянном стуке не вовремя поднявшейся головы Ростовского епископа. Звук был редкостный — тройной. Но не эхо.

Я уже про Змея Горыныча вспоминал. Так там же — три головы! Каждая издаёт свою ноту. При ударе. А былины фиксируют и много-клавиатурные модификации с девятью и двенадцатью. Как ксилофон.

Отнюдь — здесь стукальный инструмент был один. Сначала прилетело дубом сверху, потом поймало камнем снизу. И жизнеутверждающий финал в форме «ляп» — седалищем «райской птицы». На три тона.

В наступившей тишине, мы с Глебом, сидевшим у меня на руках, посмотрели друг другу в глаза и радостно улыбнулись.

Да уж. Погуляли. Забавно.

Андрей задумчиво осматривал свою, недавно столь уютную, чистенькую, а теперь частично разрушенную и тотально забрызганную разным и разноцветным, малую княжескую трапезную.

В его глазах я прочитал перефразированный куплет из советской эстрады в задушевном исполнении Марка Бернеса:

А князь-то у нас — того… Очень выдержанный человек, просто джентльмен. Чувствуется половецкое воспитание маман. Невыдержанные не-джентльмены — в степных шатрах не выживают. Вместо советских стихов он просто приказал:

– Приберите тут. Тысяцкого… освободите.

Встал и пошёл мимо всех к дверям. Своей обычной шаркающей кавалерийской походкой.

– Э… Княже! Андрей Юрьевич! А как же… а другие подарки? У нас же вот ещё! Вот ещё два ящика всякого разного…